«Он спит на кухне», – сказал я.
«Что значит на кухне? Где?»
«На полу».
«Господи… Давно?»
«Второй день».
Это было последнее воспоминание о моем дедушке.
Но не первое.
Мой дед был человеком, которым хотелось быть, даже если ты был женщиной. Он был самовлюбленным, самонадеянным, самобытным и само-образованным как раз настолько, чтобы до конца не понимать значения этих слов. Знание убивает действие, и, к счастью, у него его было недостаточно, чтобы задушить свою деликатесную личность, которой, причмокивая и присвистывая, так обильно наслаждались окружающие.
Я хотел быть им. Если бы он грабил поезда или точил зубочистки, я бы побежал по его стопам. Но дед был стоматологом.
Он никогда не грустил и не задумывался. Его жизнь не имела девиза. Он жил день ото дня, не вглядываясь далеко в будущее и не разделяя жизнь на фазы и этапы. Он умел себя любить и делал это с таким удовольствием, что окружающим не оставалось ничего другого, кроме как следовать его примеру.
Он был при деньгах (так подозревали); он знал много известных людей (это был факт). Всесоюзного значения поэты, актеры, композиторы – в то время как они, как воздушного змея, запускали его в облака, другие – городского и областного значения директора, председатели и их заместители – держали его на плаву. У него была дача на берегу Черного моря и катер «Метеор», на котором они все рыбачили, пили, обильно ели и, я надеюсь, дурачились с женщинами.
Я провел мои детские годы окруженный зубными щипцами деда и влагалищными зеркалами бабушки (она была гинекологом). Я был взволнован последними, но знал о результатах, которые приносили первые. Дед любил свою работу, и особенно – выгружать в конце рабочего дня из карманов то, что она ему приносила. Улов он клал на верхнюю полку книжного шкафа, подальше от маленьких любопытно-вороватых ручек своего внука. Бежевые, красные и аквамариновые, толстые колбасины советских купюр притягивали взгляд больше, чем все двадцать томов «Всемирной Библиотеки Приключений» 1957-го года издания. Он зарабатывал их своими голыми руками (латексные перчатки еще не вошли в моду в те времена), многочасовым трудом и любовью к своей специальности, но вопреки закону, запрещавшему частное предпринимательство, тем более в государственных учреждениях. Принимать частных больных и брать с них деньги было запрещено и наказуемо в советские времена, и, голодный до жизни, дед шел над тюремной пропастью по туго натянутому канату, используя такие простые и старинные методы, как взяточничество и задоцелование вместо балансировочных шестов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст