– Ах, да.
«И дюже хороша», – думал Ленька.
– Тогда возлагаю на тебя передать ей это! – И он отложил в сторону черное платье, шелковый костюм, три манто и шубу.
– Губа не дура, – цедил Гавриков.
– Где живет?
– Живет на Эртелевом переулке, дом 8, – пояснил Бенька.
– Тогда я сам ей отвезу «подарочки».
11. Инспектор
Каждый день ему приходилось подниматься по длинной каменной лестнице угрозыска Петроградского ГПУ, проходя по длинным коридорам, мимо зала ожидания, который в простонародье окрестили «отстойником».
Там постоянно томились какие-то люди, ожидающие, когда их вызовут на допрос. Некоторые из них были весьма жалкие и с удрученным видом, обшарпанные скамьи и стены придавали колориту общей атмосфере, которая в заведении, так сказать, располагала тихо свернуться калачиком в углу. Время, проходящее в ожидании допроса, медлило. Очень часто в комитет впархивали разнузданные купчики или расфуфыренные марухи. Кто-то из посетителей вообще читал газету, а кто-то, притулившись к стенке, за всеми боязливо наблюдал, как ерусалимец у Стены Плача. А кто, напялив конфедератку на глаза, просто дрем. Одни скандалили, даже не присаживаясь, наивно полагая, что вот-вот двери пред ними распахнутся и их примут «по-срочному». Видели бы вы их спустя три часа ожидания. Они тоже примострячивались с удрученным видом, и вся их разодетая фигура вызывала не более чем жалость. Сотрудников этот своеобразный проход меж ожидающих выводил из себя, они называли его «оперативной зарядкой».
Так начинался каждый трудовой день каждого инспектора ГПУ.
Только он, Сергей Кондратьев, был всегда невозмутим и спокоен. Кто-то мог его упрекнуть в безэмоциональности, что же, тем хуже для них.
Кондратьев просто был всегда спокоен. Прямолинеен. Серьезен.
Многие его даже побаивались.
«Пора на службу!» – говорил он себе каждый раз в пять утра, умывался, завтракал и выходил из дому. Соседи многие знали его:
– Эвон, Кондратьев пошел.
– Это ж не он. Он перебрался уже в Москву.
– Да как не он-то? Вон в галифе, картузе, с кобурой…
– А точно он. Опрятный-то какой…
– Здравия желаю, Людмила Никитична!
– Здоровья и тебе, сынок! Надо же – улыбнулся!
Улыбнулся? Разве что полуулыбкой. Редко смотрел в глаза. Боковое зрение развито было профессионально. Ему было достаточно одного полувзгляда, чтобы сказать о человеке если не все, то многое.
Проницательный и безразличный взгляд серых глаз сейчас смотрел вперед уходящему в горизонт петроградскому небу. Хоть и весеннему, но затянувшемуся смурными тучами.
Он шел стремительной и уверенной походкой по Комиссарской. Прошел через «отстойник» на втором этаже:
– Здрассьте!
– Здравия желаю!
– Здраствуйте! – Сергей Иванович не настроен бы к диалогу. Прошел. Отделался дежурным кивком.
Не обращая