Леня жадно пригубил из граненого стекла самогонку, потупившись куда-то в пол.
– Интересно живу, скажешь, вроде лешего в ступке. Да только покойники ко мне чаще хаживать стали, видать, скоро примут у себя.
– И мне видятся… – пробубнил Ленька.
– Ох, не к добру это, не к добру, это конечно, но ты не покойницких бойся – от живеньких вся гадость плетется.
«Все верно, нету огонька в душе. Ровно во тьме шарю», – подумал Ленька.
Первач обжигал пищевод.
– Ты что? Не смекаешь, что очкарик седой на маруху твою глаз положил? А Гаврюша под носом самочинит? А этот твой… как там его… Басс Бениамин. Пыль мелкопоместная. На кровные твои у Белки медякует уже небось. Кажись, головушку твою у карточных на кон поставил.
– Та брось… с чужого ковша шибко не напьешься…
– Хорошит чужое счастье! Дык не пробросайся… До поры до времени вы банда, а дальше каждый сам по себе. Перекантуйтесь – и буде: жопа об жопу, и кто дальше упрыгнет. Со жмыхов уж не взыскивай.
– Верно ты темень мою душевную подмечаешь. А в остальном не пыли раньше срока.
– Молодой еще… а мертвецы тьмы не боятся. Ибо вышли с нее. С ними хотя б совет держи, – Пафнутий тараторил тихой скороговоркой ему под ухо, у небритой щеки.
– Вы че тута шепчитесь?
– Ага, и квасят без нас.
В дверях показалось три шатающихся тени.
– Глянь, вона откуда столько деньжищ? – пискнул Басс.
– Ты же у нас бухгалтер, вот и держи кассу, – вдруг выпалил Ленька, сам того не понимая, почему сует Беньке все деньги.
– Ладно! – взвизгнул от радости тот. И больше не было слов. Никто будто бы ничего не услышал.
– Кстати, я еще не поблагодарила тебя за кольцо, – шепнула на ушко Машка Друговейко, пьяно повиснув на шее у Пантелеева.
– Пойдем к тебе, – шепнул он ей.
Варшулевич смотрел им вслед с такой тоской, будто бы его огрели сковородкой.
Долго примеряясь в коридоре, сивый Варшава еще несколько минут раздумывал, как ему поступить, и, одевшись, вышел прочь из злополучной хазы.
Его отсутствия никто и не приметил. Бенька был занят пересчетами аржанов. Гулянья на Ямской набрали оборот и несколько подзатянулись. Чувствовалась весна.
10. У меховика
В марте 1922-го Петроград уже тонул в солнечных лучах, слушая звон игривой капели. От этого настроение у всех улучшилось с приходом весны. Манто и бобриковые шубейки надежно заныканы по гардеробам. На смену им дамы облачались в легкие кремовые пальто а-ля перформан, их господа щеголяли во френчах на шерсти и плащах со вставками кожи молодых ягнят.
Ленька стоял на балконе с Бассом, любуясь лучами подбирающегося весеннего солнца.
Они ставили пустые граненые то на подоконник, то на стол, перезимовавший на улице не одну зиму. По звуку их голосов, по смеху и медленным неточным движениям