– Студентом, пару раз, – отмахнулся профессор Кардозо, – это часть обучения. Иди ко мне, я соскучился, за день… – Элиза грела пальцы о чашку. Гамен заглянул на кухню. Собака, заурчав, лизнула щиколотку женщины. Пес устроился рядом, положив нос на простую туфлю. Элиза погладила черную, мягкую шерсть:
– После… после того, как… – она не могла произнести это слово, – я тебя провожу в Брюссель, и поеду с детьми в Мон-Сен-Мартен… – Эстер открыла рот. Элиза подняла руку:
– Старого коменданта убили. Барбье, понятия не имеет, кто я такая. Ни один человек в Мон-Сен-Мартене меня не выдаст, Эстер… – серо-голубые глаза сверкали угрюмым, рабочим упорством:
– Никогда не выдаст… – Элиза поднялась, – и Виллем туда приезжает, осенью. Малышей он в приюте устроит, с документами… – Эстер передала ей метрики близнецов Мерсье, – и меня он возьмет, в прислугу… – Элиза коротко улыбнулась:
– Он священник, у священников есть экономки. Тем более, в приюте. Надо убирать, готовить… – Эстер щелкнула зажигалкой:
– Тебе и Маргарите бумаги понадобятся. Но это дело поправимое… – Эстер рассказала ей о командире партизанского отряда, Монахе:
– Доктор Лануа, в рудничной больнице, тебя с ним свяжет. Начнешь работать на его передатчике. Они радиста лишились. Он тебе достанет паспорт, метрику Маргарите… – Элиза поняла, что Эстер знает Монаха, но не стала спрашивать, кто он такой:
– Так безопаснее… – на кухне повисло молчание. Эстер курила, выпуская дым в окно. Элиза откашлялась: «Эстер… Мне надо… надо пойти, сделать… Только куда?».
Женщина потушила сигарету, зорко взглянув на Элизу: «Ты уверена?». По бледным щекам катились слезы, Элиза кивнула: «Да». Она тихо, словно ребенок, спросила: «Эстер… а это больно?».
– Не надо никуда ходить… – Эстер обняла узкие плечи, – я все сделаю. Это не больно, у меня лекарства есть. Спускайся в подвал… – Элиза прижалась к ней. Эстер услышала, как колотится сердце женщины:
– Не бойся, пожалуйста… – шепнула Эстер, – это быстро, я хороший врач. Не бойся, милая…
Она поцеловала золотистые волосы, на виске: «Скоро все закончится».
Все, действительно, не заняло и получаса.
Эстер оставила Элизу на топчане. Женщина свернулась в клубочек, зажав четки в ладони. Она держала розарий и во время операции, глядя в потолок, шевеля губами. Сделав ей укол морфия, Эстер убрала в подвале. Было за полночь, дети спокойно спали. Пройдя с ведром на зады дома, вылив содержимое в канал, выстирав тряпки, Эстер развесила мокрую ткань на рейках. Она заварила чай, от души плеснув в чашку можжевеловой водки:
– Пусть заснет. Завтра отлежится, детям скажу, что она простыла. Поедем в Брюссель… Надо ей денег дать, на первое время. Лануа до осени ее в рудничной больнице устроит, а потом