Она курила, устроившись на подоконнике кухни. Над Спангеном играл алый закат, дул прохладный ветер с моря. Эстер поставила рядом оловянную кружку с кофе:
– Ложись, – ласково сказала она Элизе, – я внизу посплю, в подвале. У меня топчан есть. Возьми у детей подушку, второе одеяло. Иди на диван, в гостиной… – диван в квартире был продавленный, но удобный. Эстер немало времени провела на нем, положив ноги на простой столик, намазав лицо скисшим молоком, перелистывая страницы женских журналов. В гостиной оставалась целая стопка. Элиза помешала чай:
– Маргарита журналы рассматривала… – женщина сглотнула, – платьями восхищалась. Эстер… – по белой щеке покатилась слеза, – что нам теперь делать, как мы, одни… – Эстер протянула ей кухонное полотенце:
– Ты устала. Умойся и отдыхай. Утра вечера мудренее… – Эстер не хотелось сразу идти на квартиру. Выйдя с почты, нырнув в дешевый бар, она заказала кофе и лейденский сыр, с тмином. Хлеба с печеньем она, по привычке не ела, и воздерживалась от пива:
– Хотя сейчас… – Эстер устроилась за столом темного дерева, – я вешу меньше, чем в четырнадцать лет… – она, медленно, жевала ароматный сыр. Господин Франк сказал, что, по слухам, и профессор Кардозо, и его дети подлежат депортации в Польшу:
– Ближайшим транспортом, на этой неделе… – вспомнила она шепот Франка, – в юденрате сказали, что место называется Аушвиц. У них новый председатель… – Франк понизил голос, – сегодня утром выбрали. То есть по рекомендации немцев назначили. Я смотрел в атласе, это город в Польше, под Краковом… – Эстер хотела рассказать Франку о лагере, но вздохнула: «Зачем?». Она уверила собеседника, что с госпожой Кардозо и детьми все в порядке, и в Амстердам они приезжать не собираются.
– Благодарю вас… – Эстер хотела распрощаться, но Франк спросил: «Вы, наверное, по линии госпожи Кардозо родственница?»
– Именно так… – согласилась женщина.
Она отпила кофе:
– Аушвиц… Надо все сказать Элизе. Оттуда не возвращаются, она теперь вдова… – Эстер поняла, что и сама свободна:
– Не буду ей ничего больше говорить, ни о передатчике, ни о том, что Давид Гольдберга предал, и виновен в смерти ее родителей. Зачем? Надо ее в Арденны отправить, к Монаху. Но как его искать… – о бывшем муже Эстер не думала. Она, решительно, поднялась: «Так и сделаю».
Эстер застала Элизу на кухне, женщина делала пюре. Дети визжали во дворе, Гамен лаял:
– Я им тазик поставила… – на бледных щеках Элизы были видны следы слез, – воды налила, пусть побрызгаются… – она застыла, с деревянным пестиком в руке:
– Эстер… Что с Давидом? И почему… – Элиза помолчала, – почему гестаповцы в подвал пошли?
Эстер, невольно, прижала к себе локтем сумочку, с браунингом и кинжалом. Элиза заметила, как покраснели высокие, точеные скулы