Получил за четверть по пению двойку. Спрашиваю:
– За что?
– Не пою перед классом.
– Но дома-то замечательно поешь, на четверку, не ниже. Что же в школе не можешь?
– Поздно уже, мама: не пел, не пел и вдруг – запою…
Как-то заявляет:
– Наша страна совсем забыла про одно удовольствие, сладкое и мягкое, как подушка.
– Какое? – спрашиваю.
– Зефир.
Катался на лыжах. Придя, сел за уроки, взгромоздив ноги на стол. Слышу, спрашивает громко из комнаты:
– Мама, у меня какими нитками пупок завязан? Черными?
Я из кухни, смеясь:
– Да.
Кричит испуганно:
– Иди скорей сюда! У меня, кажется, развязывается!
Подхожу, а у него из пупка торчат шерстяные ниточки от штанов.
Пишет в письме бабушке:
«Я очень соскучился по твоей большой теплой печке».
Рассказывает о деревенских наблюдениях:
– А петух не всегда исправно службу несет. Я видел: нашел за двором корочку хлеба, квокнул тихо, чтобы куры не услыхали, и сам съел. А должен был курам отдать.
– А сам, что ли, голодным ходить?
– Нет. Он должен есть только то, что дадут, а что найдет – отдавать курам.
Спрашивает как-то:
– А где предки дедушки Саши похоронены?
– В деревне Ёрга.
– Прямо все – до Адама?
Хочу ребенка
Когда Максиму исполнилось 12 лет, решаюсь родить ребенка – для смысла и радости жизни, поскольку так получилось – забеременела. Тем более что давно испытываю потребность потратить заложенные природой чувства: не могу спокойно смотреть в вытаращенные глазенки, мордашки, высовывающиеся из детских колясок, на сложенные крестиком ручки-ножки: переполняет нежность, хочется прижать к губам, целовать.
Вначале сомневалась по поводу своего «преклонного» возраста, все-таки под сорок. Советуюсь с Володей, мужем, а тот говорит:
– Давай оставим. Я, вроде, не пьяница, и ты еще ничего, не старенькая. Если нам не рожать, то кому еще? Максим, вон, скоро женихом станет, по девкам начнет бегать, не увидим его. Не хотелось бы остаться под старость одним в четырех стенах…
«Ладно, – рассуждаю, – мама меня родила в сорок, бабушка последнюю девчонку в пятьдесят лет подарила деду, а мне только 37, авось, по наследству что-то передалось».
Началась пора ожидания. Счастливое время: идешь по городу, на улице промозглая осень, а у тебя в животе – живое существо, как моторчик, согревающее тебя. Идешь и признаешься ему в любви:
В лица детские чаще смотрю – как водой умываюсь живою.
По природному календарю, несомненно, меня уже двое.
И во мне кто-то тайно живет, изнутри беспокоит немножко —
упирается нежно в живот, может, ручкой, а, может быть, ножкой.
Иногда тяготит этот плен, дискомфорта терплю неизбежность.
Не желаю покоя взамен за тревожную светлую нежность.
И