Когда он вышел на берег, тяжело вытаскивая сапоги из ила, с пято́к лягушек нырнули в воду, спеша попрятаться. Над рекой залилась трелью ночная птица, будто оповещая о его прибытии, и Морен догадывался, кто это мог быть. Широко раздвигая кусты, не таясь и не прячась, не стараясь скрыть звука шагов, он пробрался в глубь небольшого острова, зная наверняка, что́ увидит за очередной отклонённой в сторону веткой.
В самом центре, за цветущей ежевикой и пышным рогозом, лежало озеро. Земляной островок окружал его, словно колодец, а пышные деревья прятали от солнца и лишних глаз. Темны были здешние воды – дно уходило глубоко. Где-то наверняка скрывалась тонкая протока, соединяющая озеро с рекой и питающая его, чтоб не иссохло в летний зной, да разве разглядишь её за деревьями и кустарниками? А посреди чёрной, как ночное небо, глади лежал на покрытом илом бревне водяной.
Крупный, раздутый, будто утопленник, однако живее всех живых, он был едва ль не втрое, а то и вчетверо больше любого мужчины, как в высоту, так и вширь. Тяжёлое, мощное тело казалось неповоротливым, будто стёсанный прибоем валун. Водяной лежал на спине, прикрыв глаза и сложив руки на округлом, точно горшок, животе. И последний мерно и высоко вздымался, как во сне. Ноги водяному заменял рыбий хвост, сизые плавники которого кончиками утопали в воде, и при дыхании его от них кругами шла рябь по озёрной глади. Волос у водяного не было, но над верхней губой росло два длинных уса, точь-в-точь как у сома, а из затылка торчал рыбий гребень. И мордой он был точно сом: широкое лицо, далеко посаженные глаза за морщинистыми веками, большой растянутый рот. Вдоль спины, под локтями и по бокам росли у него плавники, как у ерша или окуня, а меж толстых пальцев, оканчивающихся короткими когтями, – перепонки.
Морен вышел к водяному не таясь, и тут же Куцик спустился к нему, широко расставив крылья, и повторил приветственную трель. Зацепился когтями за подставленную руку, ласково куснул перчатку и переместился выше, на плечо. Водяной лениво приоткрыл один глаз и тяжко перевернулся на бок. Свалившись с бревна, точно тюк, он с головой ушёл под воду и тут же вынырнул перед Скитальцем, поднявшись над водой до пупа. И столь он был огромен, что Морену приходилось задирать голову, чтобы видеть его лицо.
– А-а-а, Морен! – протянул водяной добродушно и распахнул объятия. – Сколько лет, сколько зим! Давно не виделись. Я уж и глаза твои забывать начал. Как птичка твоя прилетела, сразу понял – заглянешь ко мне. Да уж больно долго ждал тебя, аж задремать успел.
– Извини, задержали, – ответил Морен с улыбкой, прекрасно зная, что всё было б ровно так же, даже отправь он Куцика с самого берега Тишьи. – Как поживаешь, Тихон?
Он снял с правой руки перчатку и протянул ладонь.