Он подмигнул, но Морен остался серьёзен.
– В этот раз всё иначе, Тихон. Это далеко не мальчишки, а опытные воины. Не смотри, что их всего пятеро, их с детства учили убивать таких, как вы. Не лезьте на рожон, скажи дочерям, пусть затаятся и сидят тихо. И сам затаись. Не покажетесь им, и они уйдут без крови.
Тихон смотрел на Морена вдумчиво и внимательно, чуть сощурив красные рыбьи глаза. Он словно взвешивал, стоит ли верить ему на слово. Морен лишь надеялся, что Тихон распознал неприкрытое беспокойство в его голосе и достаточно доверяет ему. Помолчав немного и всё взвесив, водяной медленно кивнул.
– Ну-у-у, хорошо. Не считаю я, будто пяток ратников мне и дочерям вред причинить может, но раз ты так говоришь, прислушаюсь. Думается, конечно, ты не обо мне, а об них печёшься. А-а-а, да хоть бы и так, какая разница? Спасибо, что предупредил. Что-то ещё?
– Ты сказал, что знаешь, где цветок. Охотники наняли меня как провожатого, чтобы я помог им его найти. Если мы добудем цветок, они уйдут и больше не побеспокоят вас. Я обещаю, что сделаю всё для того возможное.
– Ха! – Тихон вскинулся, поднимая тучу брызг. – Так вот в чём дело. Ну хорошо… Дорогу не покажу, тут уж не серчай, неудобно мне в глубь леса шастать. – Он красноречиво похлопал себя по животу, от которого не отнимал ладоней. – Но путь укажу. Переплывёшь Тишью, ступай на запад, в глубь леса до оврага…
Он объяснял, а Морен кивал и запоминал, гадая про себя: сколь много правды сказал он Тихону? В самом ли деле Ерофим оставит этот лес в покое и перестанет посылать в него Охотников, губя и их, и мирно живших в нём испокон веков? Или скорее сровняет лес с землёй, предав деревья огню и обратив их в пепел, чем смирится с врагом у своего порога?..
Михей сидел у костра и затравленно оглядывался на каждый шорох и шум. Ухнет ли где сова, затянет ли противную песнь жаба, прыгнет ли из воды рыба, сверкнув чешуёй на боку, – от всего Михей вздрагивал и ошалело осматривался, точно вор в потёмках. Неправ был Скиталец, Михей знал наверняка – не станет Истлав их дожидаться и не выйдет к свету костра. Дальше пойдёт искать огненный цветок, потому что так ему епархий Ерофим велел. И его одного – да ещё, может, архиерея Родиона – он слушался.
Огонь грел руки, но тело пробирал озноб, и лес чудился неприветливым и злым. Михей не знал, чего ждать от теней и воды, но деревья, ожившие из-за ветра, казались чуть ли не страшнее русалок и чертей. Те хоть из плоти и крови, их убить можно, а они?.. Что скрывается в этой темноте? А если леший? Что сможет он один против исполина, чья шкура крепче молодых сосен? Михей думал об этом, и казалось ему, тополя и ели сходят со своих мест, клонятся к нему, тянут руки-ветви… Ан нет, то лишь ветер и тени. Треклятые тени.
Михея раздирал страх, что не давал покоя сердцу, и звуки леса заставляли то и дело хвататься за обнажённый меч, лежащий подле. Рукоять меча отчего-то грела лучше костра.
Михей