Стоя спиной к Охотникам, он вынул из поясной сумки бутылёк с настойкой из полыни – надёжным средством от любой нечисти. Обычно он смазывал ею меч, но сейчас приспустил маску и влил содержимое в рот почти до дна. Полынь жгла нёбо и язык, разъедала щёки изнутри, от боли слезились глаза, но Морен знал – терпеть недолго. Он прыснул настойкой себе под ноги, обрызгав тянущиеся к нему руки, и по лесу разнёсся вой.
Морок спал, вылезшие из-под земли конечности исчезли, а на их месте появилась троица чертей. Мелкие, заросшие спутанными волосами, похожие на людей, но со свиными копытцами вместо ног и рылами вместо носов, они визжали и извивались под жгучей полынью, и именно их руки тянули Морена за сапоги и одежду, а остальные, неосязаемые, лишь пугали и путали глаз. Без жалости он перерубил всех троих ударом меча, и визг прекратился.
Смех, до того плясавший в ветвях, затих. Фигуры-тени исчезли, словно дым, развеянный ветром. Морен натянул маску и обернулся к остальным – Истлав усидел в седле, и под ним лежал ещё один чёрт, насмерть затоптанный конём. Руки ушли в землю так же, как и появились, последняя волна то ли шёпота, то ли смеха разнеслась по лесу и утихла где-то вдали, долетая до них лишь отголосками эха. Оставшийся при них жеребец успокоился и затих. Михей затравленно озирался, держа перед собой меч, но всё уже закончилось.
– Ушли, – подытожил Истлав.
– Ещё вернутся, – произнёс Морен. – Так просто не отстанут.
– И что же делать?! – взревел Михей. – Мы остались без лошадей!
– Пешком пойдём.
Истлав тяжело дышал, высоко вздымающаяся грудь и налипшие на лоб волосы выдавали, сколь непросто ему дался бой, но он сохранил хладнокровие и строгую сталь в голосе.
– Моя кобыла вернётся, если я позову, – обратился к нему Морен, – но мне нужно время.
– У нас нет времени. Летняя ночь коротка, а ночь Купалья и того короче.
– Тогда ступайте вперёд, а я догоню, как только окажусь верхом.
Морен говорил твёрдо, давая понять, что больше идти на поводу у Истлава не намерен. Они сцепились взглядами, точно каждый проверял другого на прочность и упрямство. Глаза Морена уже не горели алым, угасли, как только отступили черти, но Истлав, вероятно, помнил, кто перед ним и на что он способен. Верил ли в рассказы и сказки о Скитальце – уже