твоей стороне могущественные друзья, но ты не понимаешь, в какую игру
играешь…
– Какая сторона? – сказала я. – Не играю я ни в какую игру!
– Нет, играешь, – ответил он, глядя на меня как-то странно, словно
хотел обнять и не решался. – Ты играешь в шахматы. Но не беспокойся, я
мастер этой игры. И я на твоей стороне.
Он двинулся к двери. Я последовала за ним, словно в каком-то дурмане.
Когда мы дошли до двери, Соларин прижался спиной к стене и прислушался,
словно ожидая, что кто-нибудь ворвется внутрь. Затем он взглянул на меня. Я
растерянно стояла рядом с ним.
Он сунул руку за пазуху и кивнул мне, чтобы я шла первой. За пазухой у
него я заметила холодный блеск пистолетной рукоятки. Проглотив тугой ком в
горле, я опрометью выскочила за дверь.
Зимний свет струился сквозь стеклянные стены фойе. Я быстрым шагом
пошла к выходу, кутаясь в пальто, пересекла широкую обледенелую площадь и
заспешила по ступеням к Ист-Ривер. В лицо мне дул противный колючий ветер.
Преодолев половину пути, я остановилась перед воротами, сообразив, что
забыла свой портфель за скамьей в комнате для медитаций. В нем были не
только библиотечные книги, но и записи о событиях последних дней.
Великолепно! Вот здорово, если Соларин найдет эти бумаги и сделает
вывод, что я исследовала его прошлое гораздо более детально, чем он мог
предполагать! И он будет абсолютно прав. Обозвав себя идиоткой, я
повернулась на сломанном каблуке и отправилась обратно.
Я вошла в вестибюль. Дежурный был занят с посетителем. Охранника нигде
не было видно. Я уверяла себя, что бояться глупо. Внутреннее фойе было
безлюдным и просматривалось вплоть до винтовой лестницы в глубине. Ни одного
человека вокруг не наблюдалось.
Я взяла себя в руки и отважно пересекла фойе, оглянувшись только
однажды – когда добралась до витража Шагала. Дойдя до комнаты для медитаций,
я толкнула дверь и заглянула внутрь.
Потребовалась секунда, чтобы мои глаза привыкли к освещению, но даже с
того места, где я стояла, было видно, что с момента моего ухода обстановка в
комнате изменилась. Соларина не было. Как не было и моего портфеля. На
каменной плите лежало тело. Я стояла у двери, и меня тошнило от страха.
Длинное, распростертое тело на плите было одето в униформу шофера. Кровь у
меня в жилах застыла. В ушах стоял звон. Сделав вдох, я вошла в комнату, и
дверь за мной захлопнулась. Я подошла к плите и посмотрела на бледное,
застывшее лицо, освещенное пятнами света. Это был Сол. Он был мертв. От
ужаса у меня внутри все сжалось. Никогда раньше я не видела мертвецов, даже
на похоронах. Я едва не расплакалась. Но прежде чем из глаз у меня брызнули
слезы, мне стало не до скорби. Сол не сам забрался на плиту и перестал
дышать. Кто-то положил его туда, и этот кто-то