На следующий день, когда собрание началось и послов представили, Алкивиад с подчёркнутой мягкостью спросил их, на каких условиях они прибыли [72] и какие полномочия имеют. Они тут же заявили, что не имеют полномочий на заключение договора, а приехали лишь для объяснений.
Это заявление вызвало потрясение. Члены совета, слышавшие противоположное двумя днями ранее, народ, ожидавший услышать окончательные условия Спарты, и, больше всех, сам Никий – их доверенное лицо и, вероятно, хозяин в Афинах, – который наверняка представлял их как полномочных послов и согласовывал с ними выступление, – все были ошеломлены.
Но возмущение народа равнялось их изумлению. Раздались единодушные крики о вероломстве и лживости лакедемонян, никогда не держащих слова. В довершение всего, Алкивиад сам притворился удивлённым и стал громче всех обвинять послов, клеймя спартанское коварство и злые умыслы с невиданной прежде резкостью.
Но и этого было мало: [73] воспользовавшись всеобщим одобрением, он предложил немедленно пригласить аргосских послов и заключить с ними союз. И это было бы сделано, если бы не неожиданное событие – землетрясение, заставившее собрание разойтись и перенести заседание на следующий день по религиозным соображениям.
Этот замечательный эпизод во всех основных деталях взят у Фукидида. Он ярко демонстрирует беспринципный характер, который будет сопровождать Алкивиада всю жизнь, и представляет собой наглое сочетание дерзости и обмана, которое лучше всего можно описать как нечто в духе Джонатана Уайлда из произведений Филдинга.
Изображая Клеона и Гипербола, историки наперебой используют резкие выражения, чтобы подчеркнуть их якобы присущую наглость. Хотя у нас нет конкретных фактов, чтобы оценить степень правдивости этих утверждений, в целом подобные обвинения кажутся вполне правдоподобными. Однако мы можем с уверенностью заявить, что ни один из столь порицаемых афинских демагогов – ни торговцы кожей, лампами, овцами, канатами, отрубями и прочими товарами, над которыми Аристофан так остроумно издевался, – не превзошли, а то и не сравнялись в наглости с этим потомком Эака и Зевса в его манере обманывать и позорить лакедемонских послов.
Стоит добавить, что сами послы проявили поразительное пренебрежение к общественной вере и последовательности, легкость, с которой они публично отрекались от только что сказанного, и предательство по отношению к своему доверенному лицу. Это действительно удивляет и во многом оправдывает общее обвинение в присущей лакедемонянам привычке к двуличию. [74]
Обесчещенные послы, несомненно, немедленно покинули Афины, но этот своевременный землетрясение дал Никию несколько часов, чтобы оправиться от неожиданного поражения. На следующем