Разгульная жизнь и неумеренная любовь ко всем формам удовольствий – это то, чего можно было бы ожидать от молодого человека в таких обстоятельствах. И, судя по всему, он предавался этим склонностям с оскорбительной публичностью, что лишало покоя его жену Гиппарету, дочь Гиппоника, павшего в битве при Делии. Она принесла ему большое приданое в десять талантов. Когда она попыталась добиться развода (что разрешалось афинскими законами), Алкивиад грубо вмешался, лишив её возможности воспользоваться законом, и силой вернул её в свой дом даже из присутствия магистрата. Именно эта ярость эгоистических страстей и безрассудное пренебрежение социальными обязательствами перед кем бы то ни было составляют отличительную черту Алкивиада. Он бьёт школьного учителя, в доме которого случайно не оказалось экземпляра Гомера; он бьёт Таврея, [50] своего соперника-хорега, прямо в театре во время представления; он бьёт Гиппоника, своего будущего тестя, из-за пустого пари, а затем задабривает его щедрыми извинениями; он защищает фасосского поэта Гегемона, против которого был подан официальный иск к архонту, стирая его собственноручно с опубликованного списка в общественном здании Метрооне, бросая вызов и магистрату, и обвинителю, если те осмелятся довести дело до суда. [51]
При этом нет свидетельств, чтобы кто-то из пострадавших осмелился привлечь Алкивиада к суду перед дикастерием, несмотря на то, что его частная жизнь представляет собой, к изумлению, сплошное беззаконие: [52] сочетание наглости и показной роскоши с occasionalной низкой хитростью, когда это ему было выгодно. Но при всём формальном юридическом, судебном и конституционном равенстве, царившем среди афинских граждан, сохранялись значительные социальные неравенства между людьми, унаследованные от времён, предшествовавших демократии. Эти неравенства, ограниченные в своём практическом вреде демократическими институтами, так и не были ни стёрты, ни дискредитированы. Они признавались как элементы, влияющие на стихийное, неосознанное течение чувств и критики – как теми, кого они ущемляли, так и теми, кому благоприятствовали. В речи, которую Фукидид [53] вкладывает в уста Алкивиада перед афинским народным собранием, высокомерие богатства и высокого социального положения не только признаётся как факт, но и оправдывается как справедливая мораль. История его жизни, как и многие другие факты афинского общества, показывают, что если это и не одобрялось открыто, то на практике терпелось в значительной степени – несмотря