В этом странном переплетении целей и интересов спартанские эфоры, казалось, добились всего: дружбы с Аргосом, разрыва с Афинами и одновременно – благодаря владению Панактом – возможности добиться от Афин уступки Пилоса. Однако их позиция была ещё непрочной. Когда их послы – Андромед и двое его коллег – прибыли в Беотию, чтобы отправиться в Афины и вести переговоры о Панакте (в то время как Евстроф и Эсон вели переговоры в Спарте), они впервые обнаружили, что беотийцы вместо того, чтобы выполнить обещание и передать Панакт, сравняли его с землёй. Это был серьёзный удар по их шансам на успех в Афинах. Тем не менее Андромед отправился туда, взяв с собой всех афинских пленных, находившихся в Беотии. Он вернул их Афинам, одновременно объявив о разрушении Панакта как о свершившемся факте. Панакт, как и пленные, таким образом, был возвращён, утверждал он, ведь афиняне теперь не найдут там ни единого врага – и он потребовал уступки Пилоса в обмен. [44]
Но вскоре он понял, что предел афинской уступчивости был достигнут. Вероятно, именно тогда в Афинах впервые стало известно о заключённом отдельно союзе между Спартой и Беотией, поскольку действия этих олигархических правительств обычно держались в тайне, а в данном случае был особый мотив скрывать этот союз до завершения обсуждения вопроса о Панакте и Пилосе. И этот союз, и разрушение Панакта вызвали у афинян сильнейшее негодование и гнев, которые, вероятно, лишь усилились, а не смягчились из-за уверток Андромеда, утверждавшего, что разрушение крепости равнозначно её возвращению, исключает дальнейшее пребывание там врага и тем самым полностью удовлетворяет условиям договора. Всё это усугублялось ещё и воспоминанием о других невыполненных пунктах соглашения. Прошёл уже целый год, наполненный, говоря современным языком, бесконечными нотами и протоколами, однако ни одно из [стр. 30] условий, выгодных Афинам, так и не было выполнено, за исключением возвращения пленных, которых, судя по всему, было немного. В то же время сами Афины сделали Спарте ключевую уступку, от которой зависело почти всё. Долго копившееся негодование, достигшее предела после миссии Андромеда, вылилось в резчайший отпор и выговор ему и его коллегам. [45]
Даже Никий, Лахет и другие влиятельные деятели, чьи недальновидная уступчивость и ошибки