Музыка снова зазвучала, и через мгновение, неожиданно с силой распахнув дверь вбежала пьяная грузная женщина разливая вино на свое одеяние. Ее лицо раскраснелось, когда она, дрожа от волнения и гнева, закричала:
– Генрих, Ваше Величество!
Изо всех сил стараясь удержать равновесие, она, все же покачнулась и зацепилась за тонкую ножку массивного стола в центре зала. Генрих, бросив быстрый взгляд на придворных, молча направился к женщине. Его брови нахмурились, и на мгновение в глазах вспыхнуло раздражение.
– Тётушка Эльза, Вы выбрали весьма необычный способ привлечь мое внимание, – произнес он, стараясь сдерживать нотки негодования в своем голосе. Однако он знал, что подобных выходок от нее можно ожидать в любое время. Ее склонность к эксцентричности и пренебрежение к придворным приличиям были предметом тихих пересудов в коридорах дворца.
– Ваши сады и покои полны женщин легкого поведения! Как такое может быть в благородных стенах Вашего дворца? – произнесла Графиня.
В зале воцарилось замешательство. Мелодия, игравшая в такт вальсу, замерла на полутонах; музыканты с недоумением переглядывались, ожидая первого сигнала продолжать. Шепот пробежал по залу.
– Тише, Графиня – произнес он, выдерживая длинные паузы между словами, словно обдумывая, как поступить.
Но женщина не отступала. Ее голос стал тверже, когда она продолжила:
– Я – Графиня фон Люденштайн, и я говорю от имени всех женщин, чья честь запятнана в Вашем доме!
Смех пробежал по рядам придворных, но Генрих поднял руку, жестом пресекая любые насмешки.
Издалека, сквозь суету и шепот, к ней приближался высокий человек в богатом бархатном одеянии, голос которого резонировал с внушительной уверенностью. Это был канцлер, единственный, кто осмелился приблизиться к разъяренной женщине в такой момент.
– Мадам, успокойтесь, – произнес он, стараясь придать себе вид безразличия. – Ваши вопли достигли ушей далеко за пределами этих стен.
Женщина повернула голову, ее глаза метнули молнию ярости и презрения.
– Как они смеют! Как смеют они говорить о чести, коли она растоптана под их шелковыми туфлями? – ответила она, ее голос дрожал, но приобретал новую силу и целеустремленность.
– Продолжайте, графиня, – мягко сказал Генрих, – мне интересно знать, что Вам известно.
– Каждую ночь двери Вашего дворца открываются для тех, кто торгует честью за горсть монет. Это оскорбляет нас, дам при дворе, лишает нас уважения и превращает в предметы насмешек. – Очнувшись на мгновение от своего исступления, она заметила, как её одежда пропиталась вином и начала остывать от первоначального гнева. Её пальцы нервно перебирали краешек платья, и она снова взглянула на короля, ожидая какого-то ответа, какой-то реакции,