Слюна наполнила рот от одного запаха, а другой сразу вызвал спазм тошноты. Как я вообще привыкну к этому? Я всегда избегал центра, появлялся там только в крайнем случае – смешение запахов всегда было для меня как клоака. Но теперь это будет повсюду. Свободно вдохнуть получится разве что за чертой города. Почему мама сняла квартиру именно здесь? Нужно будет спросить. Что она думала, выбрав место почти в самом центре? Это похоже на самоубийство – медленное, изощрённое.
На этот раз мама настояла на переезде в мегаполис. Я был против, спорил, пытался её отговорить, но она была непреклонна. Впервые я видел её такой – жёсткой, не терпящей возражений. Обычно она убеждала меня мягко, почти незаметно, но в этот раз я упёрся. Всё казалось ошибкой, слишком рискованной игрой, в которой на кону стояла наша жизнь.
Сиэтл в тот вечер был окутан серыми облаками, тяжело нависшими над городом, словно они пытались придавить его к земле. Дождь лил как из ведра, стекая по окнам машины и размывая огни вывесок. Казалось, даже небо хочет спрятать то, что происходит на этих улицах – скрыть грязь, тайны и нечто зловещее, что прячется в тенях. Я заранее посмотрел прогноз и знал: к дождю и туману придётся привыкнуть. По крайней мере до лета. Это точно не Техас.
Город казался живым существом: над заливом клубился туман, а вдали, за горизонтом, угадывались очертания заснеженных гор. Они словно наблюдали за каждым его движением – хищные, равнодушные, вечно молчаливые. Издали картина была завораживающей и тревожной. Я захотел запомнить её, чтобы потом нарисовать. В этих холодных оттенках серого и синего было что-то очень близкое моему настроению – тяжёлое, меланхоличное, давящее.
Небоскрёбы в центре тянулись к небу, их стеклянные фасады отражали тусклые проблески света, пробивавшегося сквозь облака. В их тенях извивались улицы – узкие, скользкие, непредсказуемые. Они то взбирались на холмы, то резко падали вниз, будто сам город изо всех сил старался сохранить равновесие и не развалиться на части. Он напоминал гигантский механизм, работающий без остановки. Я чувствовал, как он медленно начинает подстраивать меня под себя. Город не спрашивает, чего ты хочешь. Он либо принимает тебя, либо выплёвывает обратно. И я не был уверен, куда нас с мамой зашвырнёт на этот раз.
Я наблюдал за людьми на улицах. Их шаги были быстрыми, взгляды – пустыми. Они скользили мимо, будто боялись задержаться хотя бы на секунду. Как будто знали: стоит замедлиться – и город их сожрёт. Их лица были как маски – без эмоций, без цвета. Они уже стали частью этого города, впитали в себя его бетон и сталь. Мама всегда говорила, что такие места делают людей равнодушными. Я начинал в это верить. Здесь всё казалось чужим и холодным – как туман, цепляющийся за улицы и не дающий разглядеть, что скрывается за фасадами.
В машине было тепло, но меня знобило. Я чувствовал, как город медленно обволакивает нас, проникает под кожу, в мысли. Он не казался гостеприимным. Он был