Я давно начал замечать: мы не такие, как все. Наш образ жизни… ненормален. Другие семьи ужинали за одним столом, обсуждали прошедший день, ели горячие блюда, пекли пироги, открывали банки с соленьями. В их домах витал аромат еды – вперемешку с запахами кофе, духов, стирального порошка.
У нас было иначе.
Мы редко готовили. Холодильник почти всегда пустовал. Я замечал это с раннего возраста, но тогда мне было всё равно. Я был ребёнком, и мне хватало того, что давала мама.
Но однажды за ужином что-то щёлкнуло.
– Мама, почему люди всё время что-то едят? – спросил я, глядя на тарелку. На ней лежал тонкий кусок мяса, источавший едва уловимый, странный запах. Раньше я не придавал этому значения, но сегодня… он показался неправильным.
– Они жуют без остановки, по несколько раз в день, – продолжил я. – А мы едим только раз в неделю. Что с нами не так?
Мама подняла голову. В её глазах мелькнуло напряжение.
– Я же говорила, дорогой, мы едим мясо. Нам этого достаточно.
Я слышал этот ответ сотни раз. В детстве он казался логичным. Сейчас – нет.
– Но они тоже едят мясо! – не унимался я. – И всё равно – три раза в день. А ещё они едят животных, мама. Настоящих животных! Ты можешь представить, чтобы мы съели нашу курочку Розу? Или её яйца?
Она молчала. Я вздохнул. Но не отступил.
– Ещё… – я задумался, подбирая слова, – они очень быстро стареют. У мам моих друзей морщины, уставшие глаза, осунувшиеся лица. А ты… Ты не изменилась с тех пор, как я тебя помню. Почему?
Молчание. И вдруг – догадка. Как удар.
– Что мы едим? Или кого? – прошептал я.
Холод по коже. Сердце сжалось. Воздух будто исчез.
– Я вижу, как наша морозилка всегда забита мясом, – голос дрожал, но я не мог остановиться. – Откуда ты его берёшь? И почему… почему оно пахнет, как люди?
Мама напряглась. И я почувствовал: всё. Ты знаешь ответ.
Я вскочил из-за стола. Стул с грохотом упал на пол.
– Джимми, сынок, давай поговорим! – закричала мама.
Но я её не слушал.
Я вылетел из дома и бросился в лес.
Ночь окутала меня, поглощая в свою ледяную тишину. Лес жил своей жизнью: ветки потрескивали, в темноте скользили неясные шорохи. Я слышал дыхание ночных зверей, их осторожные шаги. Но никто не приближался. Они чуяли, что я свой. Почему? Потому что я был таким же монстром, как они.
Мама догнала меня у старого дуба. Её дыхание было сбивчивым, на лице – тревога, усталость и испуг.
– Джимми… – она осторожно положила руки мне на плечи.
Я не смотрел на неё. Не мог. Я смотрел на свои руки – пальцы, кожу. Я был человеком. Должен был быть. Но не чувствовал себя им.
– Я знала, что этот день рано или поздно наступит, – её голос был мягким, но в нём звучала боль. – Ты должен понять… ты другой. Мы другие.
– Что это значит? – мой голос дрогнул. – Мы… чудовища? Мы едим людей?
Она