– Все в порядке, мама, – попыталась Дженни ее приободрить. – Завтра я все тебе расскажу. Иди спать. Он не догадался, почему Баса выпустили?
– Нет, он не знает. Думает, может, решили, что штрафа он все равно не заплатит.
Дженни ласково погладила мать по плечу.
– Иди спать.
Теперь она думала и поступала так, словно разом повзрослела на несколько лет. Она чувствовала, что помощь сейчас нужна не только ей самой, но и матери.
В последующие дни Дженни пребывала в состоянии мечтательной неуверенности. В мыслях она постоянно возвращалась к случившимся драматическим событиям – раз за разом, снова и снова. Не было особой сложности в том, чтобы сообщить матери, что сенатор опять говорил о женитьбе, что он ручался, вернувшись из Вашингтона, прийти и забрать ее, что он дал ей сто долларов и обещал больше – но вот рассказать об остальном она не могла. Слишком запретная тема. Остаток обещанных ей денег прибыл с посыльным на следующий день: четыреста долларов наличными и письменный совет положить их в местный банк. Бывший сенатор также объяснил, что уже выезжает в Вашингтон, но обязательно вернется или же пошлет за ней, а пока что будет ей писать. «Не падай духом, – писал он, – впереди тебя ждут лучшие времена».
У миссис Герхардт подобная щедрость – и то, что она могла бы означать – вызвала определенные сомнения, но с учетом прежних поступков Брандера и объявленного вслух намерения жениться все выглядело мало-мальски правдоподобно. Дженни никогда раньше не лгала и не скрытничала. Сейчас она тоже казалась матери вполне откровенной. Правда, иногда ее заставляла волноваться определенная грусть в настроении дочери. Раньше за ней такого не замечалось.
Для Дженни же настали великолепные дни, ведь она все время ожидала новостей, непредсказуемых, словно сказки «Тысячи и одной ночи». Брандер уехал, судьба ее фактически повисла на волоске, но поскольку она сохранила всю свою юную чистоту и даже простоту помыслов, она ему верила, и даже печаль иногда ее покидала. Он пошлет за ней. В воображении ее сменяли друг друга миражи дальних стран и замечательных сцен. В банке у нее хранилось целое богатство, больше, чем она когда-либо мечтала, и она могла оказывать из этих денег помощь матери. Естественное девичье предвкушение счастья все еще довлело над ней, и потому она тревожилась меньше, чем стоило бы в таких обстоятельствах. Она сама, ее жизнь, будущие возможности – все застыло на готовой качнуться чаше весов. Все могло обернуться замечательно, а могло и не лучшим образом, но неопытная душа не ожидала полной катастрофы, пока она не грянула.
Каким образом разум в столь неопределенной ситуации способен сохранять относительное спокойствие – одно из тех чудес, объяснение которым таится в природной доверчивости юного духа. Люди так редко способны сохранить восприятие, свойственное молодости. Чудо, однако, не в том, что кому-то удается сохранить, а в том, что кто-то вообще исхитряется его утратить. Разберите на части весь мир, изъяв оттуда присущие юному возрасту нежность и способность восхищаться – что вообще останется? Отдельные зеленые ростки, изредка проникающие сквозь бесплодную