Миссис Герхардт, неспособная более переносить эту бурю яростных эмоций, ударилась в слезы, но муж-немец лишь отвернулся, его собственные чувства были сейчас слишком сильны, чтобы ее пожалеть. Он снова зашагал взад и вперед, кухонный пол трясся под его весом. Некоторое время спустя разразившаяся катастрофа вышла на новый виток, и он опять оказался перед женой.
– Когда это случилось?
– Я не знаю, – ответила миссис Герхардт, слишком перепуганная, чтобы сказать правду. – Сама только на днях выяснила.
– Врешь! – возбужденно воскликнул он, сам почти не осознавая, сколь жестоко его обвинение. – Ты ее всегда покрывала. Это ты виновата в том, что с ней стряслось. Если бы ты меня послушалась, нам сейчас и заботиться было бы не о чем.
Герхардт отвернулся, в мысли его проникло смутное осознание нанесенного им страшного оскорбления, однако чувства в нем все еще преобладали над рассудком.
– Отлично же вышло, – продолжал он, адресуясь уже сам себе. – Отлично. Сын угодил в тюрьму, дочь шляется по улицам и стала мишенью для сплетен, соседи не стесняются указывать на проступки моих детей, а теперь она еще и позволила этому мерзавцу ее испортить. Господи, не понимаю, что нашло на мое потомство!
Он остановился, весьма опечаленный последней мыслью, и сменил тон речи на более жалобный, а предмет – на самоуничижение.
– Не знаю, как так выходит, – причитал Герхардт. – Я стараюсь, стараюсь! Каждый вечер молю Бога, чтоб не дал мне сделать дурного, и все напрасно. Работаешь, работаешь. Руки, – он вытянул перед собой ладони, – от работы уже все в мозолях. Всю жизнь я стремился быть честным человеком. А теперь… теперь… – Голос его сорвался, какое-то мгновение казалось, что он готов разрыдаться. Вместо того его вдруг охватил сильный гнев, и он вновь набросился на жену.
– Ты всему причина! – воскликнул он. – Единственная причина! Делала бы, как я сказал, ничего б не случилось. Но нет, тебе нужно по-своему. Пускай она гуляет! Пускай!! Пускай!!! Нужно же ей чем-то заняться. Ну, вот теперь у нее будет занятие. Гулящей она сделалась, вот что. Ступила на прямую дорогу в ад. Вот и пусть по ней идет. Пусть идет. Я умываю руки. С меня достаточно.
Герхардт сделал движение в сторону своей небольшой спальни, но, не дойдя до двери, вернулся обратно.
– Пускай мерзавец подавится той работой! – объявил он, вспомнив о собственной роли в прискорбном развитии событий. – Лучше на улице от голода сдохну, чем принимать что-либо от этой собаки. Моя семья будто проклята сделалась.
Он еще какое-то время продолжал в том же духе, демонстрируя собственные слабости и страсти, как вдруг подумал о Дженни применительно к будущему. Миссис Герхардт давно этого ожидала, едва в силах переносить острое