– Зря ты это, Себастьян, – сказал ему отец. – Может выйти отягчающим обстоятельством. Когда слушают твое дело?
– Мне сказали, что утром, – ответил Бас. – В девять.
– Ужасно, ужасно, – принялся повторять Герхардт, к которому вернулся первоначальный испуг. Его голос дрожал от волнения.
– Возвращайся на работу и не переживай, – стал утешать его сын. – Ничего со мной страшного не случится.
Герхардт, однако, задержался еще на какое-то время, рассуждая про залоги, штрафы, а также прочие подробности судебной системы, но не понимая при этом, чем он, собственно, мог бы помочь. В конце концов Бас уговорил его уйти, но прощание послужило причиной очередного всплеска чувств, так что Герхардта, когда его выводили наружу, била крупная дрожь, которую он изо всех сил пытался скрыть.
– Плохи дела, – сказал себе Бас, пока его вели обратно в камеру, имея в виду исключительно отца. – Что только мама подумает?
При этой мысли он испытал прилив нежности.
– Что ж я его с первого-то удара не вырубил, – пробормотал он. – Вот я болван, что попался.
Глава VII
Результат последующих событий всецело определился бедностью. Времени что-то предпринять у Герхардта не было. Он не знал никого, к кому мог бы обратиться с двух ночи до девяти утра. Он пошел домой, чтобы поговорить с женой, после чего вернулся на пост. Его сердце, однако, было готово разорваться. В разговоре с женой они обсудили возможные варианты и способы их достижения, но кто не знает, сколь ограничены бедняки в своих ресурсах? Вспомнился только один человек, способный и, хотелось верить, желающий как-то помочь. Речь шла о Хэммонде, стеклозаводчике, которого, впрочем, сейчас не было в городе. Герхардт про то не знал.
Когда пробило девять, он один отправился в суд, поскольку было решено, что остальным туда лучше не ходить. Об исходе дела нужно было сразу же сообщить миссис Герхардт, так что из суда ее муж направился бы прямиком домой.
Городским судьей был тощий, жилистый человечек, предпочитавший идти по жизни посмеиваясь – уже в самой этой комбинации заключался определенный юмор. Он считал сопутствующие вольности, с которыми нередко интерпретировал законы, естественными и даже полезными, ведь от его настроения тут, в сущности, ничего не зависит.
В очереди на скамью подсудимых Себастьян оказался не первым, перед ним было еще семеро. Герхардту пришлось сесть на заднюю скамейку, поскольку сказать в защиту сына ему было нечего. Когда полицейский, которому инспектор сдал своего пленника, услышал восклицание судьи: «Кто следующий?», он подтолкнул Себастьяна к оградке и объявил:
– Хищение угля, Ваша честь, и сопротивление аресту.
Судья внимательно, сощурив левый глаз, посмотрел на Себастьяна, и исцарапанное лицо парнишки произвело на него самое неблагоприятное впечатление.
– Ну-с, молодой человек, что вы имеете сказать в свою защиту?
Герхардт, увидев, как грубо его сына вытолкнули к судье, вскочил на ноги. Оставаться в стороне он не мог. Протиснувшись вперед, он оказался