Поначалу они просто кружили по арене, меняя облик, принимая чудовищные формы. Толпа застыла в оцепенении, парализованная первобытным страхом. Ибо даже сейчас, не прибегая к своей полной силе, Фобетор излучал ауру первозданного мрака, от которой холодело в жилах и перехватывало дыхание.
Но вот бог кошмаров взмахнул рукой – и в центре арены возник дрожащий от ужаса человек.
Фобетор и Мордред тут же ринулись к жертве. Они закружили вокруг несчастного, словно стервятники, нашептывая что-то, извиваясь в жутковатом танце. Глаза человека расширились от невыносимого страха, лицо исказила гримаса боли и отчаяния.
А властители ночных кошмаров все не унимались. Теперь от них струился черный туман, заволакивающий арену зловещей дымкой. Туман обвивал жертву удушающими щупальцами, проникал в рот и ноздри. Человек упал на колени, судорожно цепляясь за горло, и завыл – жутко, безнадежно, на одной пронзительной ноте…
Но вот крик оборвался. Трясущейся рукой человек выхватил из складок одежды кинжал. На миг лезвие тускло блеснуло в свете огней. А в следующее мгновение несчастный с хриплым стоном вогнал клинок себе в сердце и рухнул на песок арены.
Я отшатнулась, едва сдерживая крик. Происходящее казалось слишком чудовищным, немыслимо жестоким даже по меркам Игр. По коже побежали мурашки, к горлу подкатила тошнота. Обратить в безумие случайного раба, заставить беднягу лишить себя жизни из-за невыносимых видений – на такое мог пойти лишь настоящий изувер.
– Дядюшка нынче настроен серьезно, – мрачно процедил Таларион, глядя на арену.
– Дядюшка? – ошарашенно переспросила я. – Фобетор – твой дядя?
Брат скривился, будто от зубной боли.
– Наш дядя, да. Единокровный брат Хаоса, представь себе. Те еще родственнички…
Я перевела взгляд на арену, где Фобетор и Мордред услужливо склонились над бездыханным телом своей жертвы. По спине вновь пробежал озноб.
Я стояла, оцепенев, не в силах отвести взгляд от жуткой сцены на арене. Казалось, все прочие звуки и образы поблекли, утратили четкость. Реальность словно подернулась дымкой, оставив лишь леденящий ужас недавнего кошмарного зрелища.
Но вот на арену ступили Мелисса, богиня врачевания, и её юная спутница Лира. Они двигались в удивительном, завораживающем ритме, сплетая целительные чары. От них веяло таким покоем и надеждой, что даже мое истерзанное видением Фобетора сердце дрогнуло. Зрители смотрели на них как на луч света во мраке, ловя каждое движение, каждую ободряющую улыбку.
А потом настала очередь Филона и Кая, последователя бога воров. Эта парочка умудрилась развлечь публику даже после всех ужасов! Уму непостижимо, как ловко они орудовали в толпе, опустошая карманы и громко потешаясь над незадачливыми жертвами. Кто-то возмущался, кто-то хохотал – но равнодушных не было. Плуты определенно знали свое дело!
Но вот все стихло – и на арену ступила сама