– Как же я рад, что дружу с таким прекрасным человеком, как ты, Хенсель, – тепло произнес Альбен.
Хенсель ничего не ответил, только хлопнул ее по спине и направился к выходу.
– Я, пожалуй, пойду. Надо же подготовиться к прогулке, – сказал он. – Встретимся у штаба в 22.00. Не опаздывай, а то без тебя уйдем!
Фон Дитрих проводил товарища взглядом. Хенсель жил почти что беззаботно, даже будучи лидером немецкого отдела. Альбен же в последнее время постоянно находился в состоянии беспокойства: новости, поступавшие из Германии, заставляли его волноваться и нервничать. Он вынужден был буквально разрываться между тем, что есть, и тем, как надо. Но фон Дитрих искренне надеялся, что прогулка поможет ему прийти в себя.
Но правильно ли он поступил, что напросился третьим? Альбен прекрасно понимал, что он явно лишний в этой идиллии Хенселя и Александры, но другого варианта высунуть нос на улицу могло уже не представиться. Ему оставалось надеяться только на то, что Александра прекрасно понимает его положение.
В назначенное время все трое покинули здание русского отдела и, не спеша, направились по улицам к центру города. Путь им предстоял неблизкий, но спешить им все равно было некуда. Людей на улицах стало заметно меньше, а, значит, Александра и ее компания не привлекали особого внимания. Вокруг них – пустой спящий мир. Над ними – только звезды в черном небе Петербурга. Альбену стало лучше уже оттого, что он не сидит в четырех стенах и не глядит на мир с той стороны окна, скрываясь от всего.
Этот город действительно отличался от Берлина. Длинные дома, широкие улицы, освещенные светом фонарей… И Альбену нравился этот мир. Здесь он был просто крохотной песчинкой по сравнению со всеми окружающими, а не кукловодом, держащим в руках судьбы людей. Хотя, и в Германии он такого поста очень скоро лишится, хочет этого Герберт или нет, Альбен был в этом уверен. И тогда фон Дитрих перестанет быть политиком и окончательно станет информатором. Он перестанет колебаться между двумя сторонами и, наконец, примет одну сторону: сторону «Сопротивления». Но, постойте, как же Герберт и вся партия? Как бы Альбен ни хотел остаться с ними, «Объединение», скорее всего, само скоро исчезнет как партия, и тогда будет уже все равно, кто и где.
Из тяжелых раздумий о судьбах людей его вырвал голос Александры.
– Дома, редкий горящий свет, народу меньше, машин тоже… – перечисляла она. – Мир кажется таким умиротворенным…
– И никто не знает о тайной жизни города, – добавил Хенсель.
– Как никто не знал о моей тайной жизни, – подумал фон Дитрих.
Тут Александра обратилась к немцам с необычной просьбой:
– Раз вас тут двое, можете кое-что мне рассказать?
– Конечно, что вашей душе будет угодно, – согласились оба.
– Расскажите мне, пожалуйста, о вашем мире, – попросила Саша.
Хенсель