– Это князюшка наш пастору исповедался? – угадал Мора. – Никак его светлость виделся с папашей или письмо получил?
– Нет, что вы, к сожалению, это только слухи. Кто-то проездом из Сибири что-то рассказал – мол, жив, здоров, сидит под арестом.
– Это всё равно что помер, – с деланым смирением отвечал Мора, радуясь, что старый князь не исповедался пастору как следует, от всей души. – Где я и где Соликамск? Вряд ли мы увидимся.
– Герцог так же говорил – мы старые, больные, и вряд ли с ним когда-нибудь встретимся. И всё бы я отдал за такую встречу.
– Вы что, подслушивали?
– Нет, что вы!.. – И Мора увидел, как арапы становятся пунцовыми. – Я, кажется, сейчас выболтала тайну исповеди. Поистине язык мой – враг мой. Муж мне это пересказывал – всё удивлялся, какое сердце нужно иметь, чтобы простить негодяя.
– Муж ваш тоже, Софьюшка, не подарок – где тайна исповеди? Где не судите, да не судимы будете? – напомнил Мора. – В любом случае папаша расплатился за свои прегрешения сполна, с князем они в расчёте.
– Наверное, вы правы. И спасибо вам, Мора, за отворот.
– Всегда рад служить.
Мора перехватил поудобнее корзинку с яйцами и направился восвояси.
Возле дома Мору поджидал поручик Булгаков, давеча принесший томик французской поэзии в дар богине Клоацине. Но с тех пор поручик окреп и готов был к серьёзному разговору – трость в его руке говорила именно об этом. Мора же, как назло, был без трости – проклятая спина перестала болеть.
– Попался, негодяй! – с весёлой злостью воскликнул поручик. – Будешь знать, как людей травить!
– Да что вы, благородие, да я ни сном ни духом! – зачастил Мора, отступая.
Но смиренную маску ему удержать не удалось – взоржал конём.
Поручик побагровел, поддёрнул рукава и с тростью наперевес кинулся на обидчика. Не шпагу же обнажать, в самом деле, ради такого ничтожества.
«Пропали яйца», – подумал Мора, впрочем, без особой тоски.
Кадровый военный оказался бессилен в схватке с житаном, воспитанным кёнигсбергской подворотней. Мора поднырнул под занесённую трость, ударил нападавшего по ногам и тут же обрушил поручику на мундир свою корзину со всем драгоценным содержимым.
Ворота княжеского дома распахнулись, и на улицу выкатилась карета. Поручик вскочил на ноги, Мора же благоразумно пал в грязь и притворился если не мёртвым, то побитым.
– Булгаков, мы к Оловяшниковым на блины. Ты как – с нами? – раздался томный голос, дверца приоткрылась, и показалось розовое личико князя Петера, старшего из наследников старого князя. Разглядев облитого яйцами поручика, томный Петер хохотнул и закатил глаза. Поручик в отчаянии замахнулся на лежащего Мору палкой. – За что ты хочешь его бить? – спросил молодой князь.
– Мерзавец пытался отравить меня!..
Поручик опустил палку, так и не ударив Мору – из кареты высунулся сам старый князь, глянул, можно ли вылезти, чтобы не в грязь, и вылезать погнушался.
– Зачем