– Что граф? Обрадовался? – выспрашивал у посланца Мора – очень его интересовал загадочный соликамский граф, знаток аква тофаны и противоядия Митридата.
– Обрадовался… – отвечал гонец, с ухмылкой пересчитывая княжеские червонцы – свой гонорар. – Как увидел печать на письме, упал.
– Помер? – ужаснулся Мора.
– Не, в омморок. Он вроде тебя, немочь бледная, вот и не вынес.
– И каков он, тот граф?
– Да никаков. Старый, носатый, глаза как у хворой собаки. Манерный, что твоя поповна. А князь-немец пишет ему – заговор умыслил, не иначе?
– Не твоё дело, – сурово ответствовал Мора. – Попробуй, начни болтать – за мной не заржавеет.
– Да я что, я ничего… – поспешно отмахнулся гончий. – Я уж и забыл обо всём, Виконт.
– Я более не Виконт, – отвечал Мора и невольно припомнил старого князя, его горькое «Я больше не светлость». – Расскажи мне, как охраняют ссыльного, а то вдруг придётся и мне туда ехать.
– Да кому он нужен, моль столетняя? Я спокойно зашёл, меня девчонка привела. Девчонка – жена тамошнего поручика, но с графом у неё то ли амур, то ли платит он ей. Если сам поедешь, разыщи эту Полиньку, и считай, дело сделано. Она и письмо передаст, и ответ принесёт. Солдаты на крыльце стоят, конечно, но сам понимаешь, чему они мешают?
Мора спрятал за пазуху запечатанное письмо и извлёк клочок бумаги.
– Не в службу, а в дружбу, передай Матрёне эту цидулку.
– Когда это Матрёна стала грамотной?
– Это рисунок.
На лице гонца отразилась гамма чувств, и Мора разрешил:
– Можешь посмотреть. Всё равно же не утерпишь.
Гонец развернул листок, посмотрел, перевернул вверх ногами.
– Это что? Нос?
– Он самый. Нет здесь мастера, чтобы такой сделать. Один доктор на весь город, да и тот только князю нашему кровь отворяет.
– Чудной ты парень, Мора… Все ходят без носа, а тебе подавай.
Мора пожал плечами. Не только грядущий нос занимал его мысли – аква тофана и противоядие Митридата лишили покоя молодого проходимца. Ведь если граф жив, а не окончил грешную жизнь на плахе – наверняка есть способ выведать секрет и одного, и другого зелья. А подобные знания неизмеримо повысят ценность своего обладателя на рынке преступного мира.
«Прожектёр ты, Мора, – укорял сам себя цыган. – Как ты узнаешь секрет? Так тебе его и сказали! За какие шиши? Да и риски каковы, ведь политика, интрига, чёрт бы их драл».
Семь лет назад ледяная кёнигсбергская речка Преголя принесла щегольскую парижскую шляпу – в лапы к стражникам, а хозяина шляпы, шулера Гийомку – к подгнившей пристани, что перед русским бардаком. Девчонки как раз полоскали в реке панталоны, и тут из-под полотнищ кружевных – голова. Мадам Матрёне приглянулся беглец, пусть и тощий, грязный и мокрый, но, хоть и специфическая у неё служба, всё равно прежде не видала Матрёна таких красивых. Польстилась, спрятала от стражи в дальних комнатах, а потом и познакомились, и разговорились – и понеслась…
Прегольский