– Плохой сон? – вымученно улыбнувшись, спросил он, лежа на боку с растрепанными волосами и одеялом, натянутым до самого подбородка.
– Не хуже реальности, – попытался улыбнуться я в ответ. – Как ты себя чувствуешь?
– Ломает, но уже лучше, – он положил кролика между нами. – Спасибо.
Я только кивнул.
– Есть хочешь?
– Безумно.
– Сейчас принесу, – воодушевился я, вскочив с кровати.
Повар из меня отвратительный, но банальную кашу сварить все-таки могу. Не уверен, что у него до конца прошло горло, так что каша и чай с лимоном будут в самый раз.
Я поймал себя на том, что абсолютно глупо улыбаюсь, смотря на то, как он ест. Взъерошенный, как большая рыжая сова, с огромными кругами под глазами, в дурацкой футболке с пингвинами, которую уже не мешало бы постирать – высохший пот на белой ткани остался огромными желтыми разводами.
– О чем задумался? – спросил я, когда друг отставил пустую тарелку и уставился куда-то в стену.
– О Елисее, – к моему удивлению, ответил он.
– Тебя что-то беспокоит?
– Да, – тяжело вздохнул Элайз. – Все то время, что я спал, у меня в голове какой-то ад происходил. Бесконечный поток технической и исторической информации. Я себя каким-то компьютером чувствую, через который два века науки прогнали.
– Ты сколько книг об Адэодэтусе прочитал? – снисходительно посмотрев на него, спросил я.
– Все, что в Сети нашел… – опустив голову, тихо промямлил он.
– И вот после этого тебе в бреду это являться не будет, по-твоему?
– Наверное, ты прав… Просто, ну знаешь… я как будто и понимаю, что Константинополь действительно реальный, но мозг сопротивляется. Ведь если по-хорошему разобраться, вольно думающий андроид невозможен. Скорее всего, в него загружены определенные черты личности. Может быть, даже обширные, но лимитированные. Мне кажется, что Елисей – это мера запугивания.
– Ты же сам его видел тогда, на балу. Он сам думает, говорит. Спорит, Элайз.
– Технологии такого не могут даже сейчас, – с долей сомнения сказал друг. – Нельзя создать разум, который не будет подчиняться ничьим командам извне. Уж тем более во времена Перекроя и до них.
– А если все-таки можно?
– Тогда нами действительно правит самостоятельно думающая машина, созданная два с лишним века назад. И хотел бы я знать, как его сделали, – он прервался на то, чтобы допить чай, и продолжил. – Я действительно прочитал все об Адэодэтусе, про его непревзойденного Константинополя. И все это – туфта и вода. Реальной формулы нет, чертежей нет, ни хрена нет, – его это так искренне возмущало, что это даже не казалось смешным. – Либо он так и не описал, как это сделал, либо, что очевиднее, эту информацию куда-то дели, чтобы все подряд бессмертных машин не понастроили. Тогда уж Рейруму точно хана случилась бы окончательная и бесповоротная. Так вот я к чему,