Утром, совершенно не отдохнувший, с туманом в голове, я снова пошел к Элайзу, держа в руках более-менее очищенного от пыли белого плюшевого кролика. И почему-то именно с этим кроликом мне захотелось сначала зайти к Оллфорду. Он сидел у себя в постели с очередной в бесконечном списке книгой. Ранее у него уже побывал мой дед, временно заменяющий моего друга. Заботы в дедуле, конечно, от природы мало, но все, что нужно, он делает хорошо по врачебной привычке.
– Доброе утро, – сказал я, остановившись в дверях и облокотившись на косяк.
– Здравствуй, Феликс, – ответил Оллфорд, даже не потрудившись взглянуть на меня.
– Что читаете? – я прямо-таки чувствовал, как та мерзость, что живет во мне и подбивает на все дурное, что я так часто делаю, прямо скребется о ребра, умоляя унизить этого человека, причинить ему хоть немного боли.
– Это визит внезапной вежливости? – все-таки соизволил повернуть голову он.
– Вроде того, – улыбнулся я. – Иду к Элайзу. Нашел кое-что для него, – я потряс старым плюшевым зверем. – Он любит этого кролика, – почему-то делюсь я с Оллфордом. Мы два совершенно разных человека, которым не о чем говорить друг с другом. – Он долго пылился на чердаке, а после… после всего у Элайза были кошмары. И я принес для него эту игрушку. Он его успокаивает. Сейчас он ему тоже, я так думаю, не помешает.
Оллфорд в ответ молчал, уставившись в стену.
– Можно я задам вам один вопрос?
– Ну? – вздохнув, кивнул он.
– Элайз младше вас на сорок восемь лет. Что вы находите в таких отношениях?
Принизь его, напомни ему, что он старый больной мудак.
– Молодость и душевный покой, – как-то сдавленно, глухо ответил он. – С ним я свободен.
– Вы больны и бесполезны, – зло бросил я.
– Не ты первый и не ты последний говоришь мне эту истину, – к моему бешенству, абсолютно спокойно произнес он. – Я калека с тридцати лет. Сорок гребаных лет я не управляю своей жизнью и своим телом. Тебе ведь это знакомо, а? – он усмехнулся, смотря на меня, как сам дьявол. У него всегда был такой страшный взгляд? Не замечал. – Мозгами все понимать, а пошевелиться не можешь. Душой рвешься жить, а твое тело для тебя, как гроб. Ты ведь тоже умираешь. Ты в такой же агонии, как и я. Так кто из нас сдохнет раньше, а, Кечменвальдек?
– Вы отвратительны, – едва сдержав все мысли в голове, тихо ответил я. – Я не понимаю, что он в… вас нашел.
Передо мной в затхлой комнате сидел старый и больной человек, и, казалось бы, не ему демонстрировать предо мной превосходство. Но за этот короткий разговор я впервые увидел то, о чем