Я очень боюсь, что скоро мне вновь придется стать жилеткой и утешением для друга. К моему сожалению, смерть Оллфорда разобьет ему сердце. Надеюсь, что только сердце. Во второй раз спасти его психику будет намного сложнее. Если вообще возможно.
Мыслями обо всем этом я себя только больше расстроил, хоть это и помогло почти не заметить долгой дороги.
Весь путь до дома отец проспал, а по пути с вокзала на такси Арман полностью заполнил собой его внимание. Это было и к лучшему. Мне совсем не хотелось разговаривать.
Я, написав Элайзу наобум время прибытия, как оказалось, идеально рассчитал, и прямо-таки к полудню мы были на месте. Отец пошел в дом вместе с Арманом, а я, не заходя, отправился к Элайзу. Ключ от их пыльной развалины уже полгода как болтался у меня на связке, «на всякий случай», поэтому стучать не пришлось. Звонок в этом доме никогда не починится. Да и не хотелось лишний раз шуметь. Хрен этого Оллфорда знает, когда он спит, а когда нет. Еще наорут потом, что разбудил бедняжечку.
Я прошел по коридору в гостиную, обнаружив в ней рисующего Бессердечного. Он сидел на диване и на мое появление отреагировал странно – спрятал рисунок, закрыв альбом. Как будто я мог там что-то увидеть. Я пожал на это плечами, поздоровался и пошел к спальне – месту, где Элайз и его ненаглядный муженек теперь проводят большую часть времени.
– Чарльз! – первое, что я услышал, приоткрыв дверь, был тихий шепот моего друга. – Чарльз…
Когда я украдкой заглянул в комнату, то увидел Элайза, целующего своего мужа в промежутках между собственными шепотом и стонами и делающего с ним явно не то, что можно делать с человеком, парализованным ниже пояса. Мне стало противно до тошноты. У меня вызывает отторжение тот факт, что Элайз может получать удовольствие, целуя старого мужика, позволяя ему себя трогать, трахая его в конце концов… тьфу. Кому вообще могут быть приятны прикосновения старика? Если бы у Оллфорда было миллионное состояние, я бы еще понял, на что там у Элайза стоит, но у него ничего нет. Даже возможности ходить. А Клемэнт говорит о нем как о лучшем мужчине в мире. Мне противно. Может, я плохой, очень плохой человек, а как друг еще хуже, но скорее бы Оллфорд уже умер и освободил моего Элайза от такой жизни, которую он волочит.
Посмотрел я на все это дело и решил, что зайду попозже и пошумнее.
– Живой? – усмехнулся Бессердечный с дивана.
– Они… они прям ну…
– Да, – согласно кивнул Мэтр с таким же лицом, как у меня.
– И часто?..
– Достаточно, чтобы сломать мою медицинскую психику. Но чужие отношения, тем более чужая постель, не наше дело. У вас зеленый чай и мята есть?
– Были, да.
– Я бы выпил.
Он вытянул меня из дома и пошел к нам, а я остался на улице минут на десять. Покурив,