Несмотря на очевидный успех, которого доктор добился в течение первого года конверсионной терапии – Эрнест сознательно стал менять свое интимное поведение на более приемлемое в социальном плане – долгосрочные отношения с женщинами у юного виконта катастрофически не складывались. Вероятно, с мужчинами он чувствовал себя куда увереннее, удовлетворенность от контактов была выше, и, судя по Дювалю и вот теперь – по самому Жану Марэ – он вполне успешно добивался от собратьев по полу, чего хотел.
Стало быть, корневые причины возникновения гомосексуального влечения были определены доктором неверно. В случае с Эрнестом Шаффхаузен приписывал их недостаточному отцовскому вниманию в период пубертата, а также изначально нарушенному телесному и эмоциональному контакту с матерью. Все эти выводы нуждались в очередном пересмотре и переосмыслении. Как и сам его подход к работе с пациентом, упорствующим в своем выборе.
Увы, теперь Эмиль совсем уже не был уверен в том, что его мягкие интервенции и занятия самоанализом, щадящим психику юноши, без применения фармакологии, принесут хоть какой-то толк.
Искоса глянув на Эжена де Сен-Бриза, доктор подумал:
«Наверняка граф сожалеет, что отказался в свое время от мер радикальной исправительной терапии… не исключаю, что бихевиоральный подход мог бы дать более прочные результаты… например, выработал бы условный рефлекс отвращения даже к виду обнаженного мужского тела… Но какой ценой, какой страшной ценой…»
Странное дело: несмотря на свой очевидный профессиональный провал, Шаффхаузен чувствовал, что остался последовательным противником психиатрического насилия…. Мысль о грубом воздействии на и без того лабильную психику художника была ему отвратительна, и вызывала какую-то неопределимую болезненную эмоцию… словно речь шла не о пациенте, а родном сыне или близком друге. Это переживание еще требовалось отрефлексировать дополнительно.
Можно было порадоваться хотя бы тому, что стремление Эрнеста впадать в суицидальный настрой при столкновении с эмоционально-острой и трудно преодолимой ситуацией, удалось успешно купировать. Шаффхаузен попросту не хотел разрушать едва-едва окрепшее Эго юноши, лишать опоры на либидо в борьбе с беспощадным мортидо43, затягивающим в воронку саморазрушения. Однако ж теперь ему предстояло разобраться в первую очередь с тем мортидо, что захватило с головой Сен-Бриза-старшего.
Выговорившись и позволив себе выплеснуть на Шаффхаузена всю свою боль и негодование, Эжен выглядел не успокоенным, а опустошенным. В нем не ощущалось ни грана облегчения, ни лучика