– Да-да, Эрнест, что ты так набросился на бедного месье Шаффхаузена? – Сен-Бриз оказался довольно-таки ловким конспиратором и ничем не выдал ни своего истинного настроя, ни заключенного заговора. – Присядь, пожалуйста. Поешь сам и дай нам поесть с дороги….
– Есть?.. Я не ем… «Сижу на хамелеоновой пище»46! – усмехнулся Эрнест. – Лучше я сегодня вспомню старые добрые времена и поработаю для вас официантом. Да, доктор, когда я был нищим студентом Сорбонны, то подрабатывал в закусочной… и, видите, еще не разучился подавать раклет и разливать вино.
– Эрнест, прекрати этот шутовской балаган! Мы не в уличной забегаловке, Симон прекрасно справится без твоей помощи и с вином, и с закусками! – тут граф позволил себе первые грозные ноты в голосе и повелительным жестом указал сыну на стул напротив доктора:
– Сядь вот сюда! Если ты решил морить себя голодом, то по крайней мере вспомни о приличиях и хороших манерах, уважь нашего гостя, если тебе совершенно наплевать на меня и на порядки, что установлены в этом доме для всех без исключения!
Доктор одобрительно взглянул на графа. Здоровый гнев, выраженный любым способом, был куда полезнее гнева подавляемого, скрытого, разрушающего исподволь. И присоединил собственный отцовский голос к голосу того, кто имел полную власть отдавать в этом доме любые распоряжения:
– Да, мсье Верней, присядьте пожалуйста и расскажите нам о том, как продвигается съемочный процесс? Чем вы заняты целыми днями, работая в этой команде? Нравится ли вам ваше занятие?
– Как скряга я ношусь с сокровищем моим,
Чтобы излить толпе восторг и трепет пыла.
Из сердца моего, как кровь, текут чернила…
Любимый, спи, – актер, художник мой, герой,
Лишь я один – поэт и зритель верный твой!47 – вдохновенно процитировал Эрнест, послушно сел на указанный стул и улыбнулся обоим своим отцам:
– Я хочу сказать, что все прекрасно!.. Лучше и быть не может!.. Никогда еще я не чувствовал такого… подъема и вдохновения! Кино – это воистину важнейшее из всех искусств, Ленин был совершенно прав! Да, кино и цирк… А у вас, господа, почему такие лица?
Сен-Бриз и Шаффхаузен переглянулись, словно бы проверяя, что такого отразилось на лице каждого из них, едва юноша закончил свою пылкую речь.
– Цирк! Это уж точно! – подтвердил граф, но с совершенно иным подтекстом, понятным лишь доктору. – Ты только и умеешь, что развлекаться… тебе и в голову не приходит, что не всем твои развлечения по нраву. А мне не по нраву, что твое поведение утомляет нашего гостя, и мне снова приходится краснеть за тебя!
– Ладно, папа, поругай меня еще… – вздохнул Эрнест и неожиданно ласково