Подросток спрашивает у матери: «Зачем живут люди?». Но что она может ответить? – «Если родился, то никуда не денешься, нужно жить». Почему был задан этот вопрос? Какое состояние жизни он, этот вопрос, выражал? Если раньше, в период детской жизни, ребенок к чему-то стремился, чему-то, какому-то осуществлению радовался, то теперь, когда прежняя жизнь закончилась, а новая не наступила, когда время остановилось, он не знает – зачем он, не знает – зачем жизнь. В его жизни не стало того, к чему нужно стремиться, чему можно радоваться. Наверное, он бы не задумался о смысле индивидуальной жизни, если бы жизнь его продолжилась в форме жизни благополучного юноши, как она продолжается у большинства индивидов. В отроке произошла перемена, связанная со взрослением, и он стал другим. Другому индивиду нужна и другая среда, другая жизнь. Прежняя среда, среда детства уже не удовлетворяла, уже не соответствовала ему. Он вырос из этой среды. Душа его была растревожена. Тревожила именно неизвестность предстоящей жизни. Нужно было осваивать новую среду и новую жизнь. В это время, когда он вырос из своего детства, а новая жизнь не наступила, и был задан вопрос о жизни – зачем жизнь.
Он не знает, зачем он живет. Он словно путник в начале нового пути. Состояние отрока в это время, когда он вырос из своего детства, но еще не обрел себе новой среды и новой жизни – это состояние путника, только что покинувшего рай. Словно он из сказочного и доброго мира вышел в жестокий и злой мир. В течение многих лет после окончания детства в нем было сожаление о том, что в мире отсутствует сказка. В этом сумрачном, безрадостном мире люди умирают, и он видел, как останки их уносили на кладбище. Для него было открытием, потрясшим его, то, что жизнь индивидов заканчивается, что они умирают. В этом тоскливом мире он открыл для себя преходящесть индивидуальной жизни, открыл преходящесть в непреходящем мире, преходящесть в вечности. От людей остаются в вечность только памятники на их могилах – памятники с датами рождения и смерти. «Зачем жил человек?» – думал он, стоя у могилы и читая даты рождения и смерти. В душе его было неприятие такой судьбы индивида, неприятие смертности и, вместе, убеждение в том, что после смерти индивида должна оставаться не только его могила, но и плоды его дел, плоды его труда,