Солнце садилось. Наступали сумерки. Кровь, к моему удивлению, запеклась, и рана уже не кровоточила, но дышать было трудно. В груди я чувствовал что-то инородное, что-то, что хотелось выковырять, достать любой ценой, раздирая плоть. Организм говорил мне: «Вытащи её, вытащи, и мы будем жить», но я не мог этого сделать. Я слышал, что был один хирург, который под коксом отрезал себе ногу и что-то ещё. Наркотики у меня есть, и, если постараться, я бы мог до них доползти. Но я же не хирург, да и без инструмента здесь не обойтись, а буквально раздирать грудную клетку, чтобы добраться до пули, плохая идея.
Эх… Был бы инструмент… Каждый мой вдох сопровождался сопением, которое услышь я отстраненно, наверняка напугало бы меня. Но когда готовишься умереть, страх от таких мелочей пропадает. Меня трясло от холода, хотя сам я понимал, что сейчас в пустыне самая духота. Снайпер отправился в царство Аида примерно минут тридцать назад, а до этого я видел, как легко вздымается его спина от дыхания, и он смотрит на меня, улыбаясь и изредка моргая. На разговоры ни он, ни я силы не тратили.
Начало смеркаться. Солнце отделяло от горизонта каких-нибудь минут десять. Боль превратилась скорее в некий зуд, нечто, что не давало спокойно дышать, не давало сосредоточить свои мысли на чем-то ином, кроме этой проклятой пули. Делать глубокий вздох было мучительно больно, я дышал понемногу. Я умирал. Медленно, и в тоже время быстро.
Я пытался угадать количество секунд, оставшихся до захода солнца, когда мне начал слышаться звук мотора. Звук доносился опять сзади. В этот раз мне даже не хотелось ломать голову о том, кто же именно решил в очередной раз позариться на две проклятые сумки, способные быстро изменить жизнь любого. Долго ждать не пришлось: машина, не стесняясь, въехала в центр нашего круга. Но должен заметить, что эта машина сильно отличалась от всех остальных наличием на крыше двух проклятых полицейских мигалок. Только их тут и не хватало для полного комплекта ублюдков. Коп приехал один, вариантов, как он мог прознать про нашу вечеринку, немало, и думать о них мне лень. Я его не знал, и кажется, никогда прежде не видел, что не удивительно. Связываться с самой вооруженной полицией мира никогда не было желания. Он, не торопясь, что-то жуя, вышел из своего пикапа. Держа руку на кобуре, стал расхаживать по нашей стоянке, время от времени приподнимая носком ботинка то тела убитых, то предметы. В сумки заглядывать даже не стал, пошел мимо, будто точно знал, что находится в них. Я сидел неподвижно, поэтому очередь до меня дошла далеко не сразу, но, конечно, дошла.
– Привет,