Оказалось, что office по-французски совсем не офис, где я, студент и пижон, мог бы преспокойно сидеть и стучать на машинке, а вонючая комнатенка, где я с утра до вечера должен был намывать грязные тарелки. Вскоре это мне порядком осточертело, я завел нужное знакомство и получил «продвижение по служебной лестнице». Тогда я выучил еще одно французское слово, encostiquer, «вощить деревянный паркет» – чем я и занялся.
Прошло еще полтора месяца. Мы подождали, пока нам не заплатят, и сразу рванули оттуда, потому как оставаться в горах не было больше никаких сил. И тут начались настоящие приключения. Мы отправились автостопом по Европе и доехали до Парижа. Площадь Пигаль, Мулен Руж – о! Мы гуляли по городу, жили в хостелах, как это теперь называется, знакомились с девушками, которые приглашали нас к себе. Потом мы отправились в Бельгию и вернулись через Германию. Это была моя первая вылазка в большой мир: я впервые пересек границу и понял, что это мой путь – идти и смотреть. До недавних пор это было моим двигателем по жизни: был хорош любой предлог, чтобы отправиться куда-то. Как же я любил разнообразие! Я до сих пор помню запах той комнаты, в которой я мыл посуду, запах воска огромных деревянных коридоров. Там все было по-другому: запах еды, улиц. Это был 1955 год, Флоренция и Швейцария были абсолютно разные вещи, не говоря о Париже!
Когда в начале учебного года мы снова встретились с однокашниками, нам все завидовали. Мы чувствовали себя героями. Конечно, ведь мы побывали в Париже, ездили на заработки. Надо признать, что мы повели себя довольно предприимчиво.
Фолько: То есть ты постепенно начинал делать то, что тебе нравилось. Что по этому поводу говорили родители?
Тициано: Мой отец продолжать жить своей маленькой жизнью, мать – своей. Когда я учился в лицее, дома я бывал редко. Занимался, в основном, в прекрасных залах библиотеки Маручеллиана, посреди всех этих старинных книг. В общем, я с головой был в учебе, я наслаждался.
Мой дядька Ваннетто заходил к нам каждый вечер до ужина и еще в подъезде на лестнице начинал вопрошать: «Ну, чем занимался сегодня наш лоботряс?» Это я у него был лоботрясом. Переживал, какого черта я, вообще, делаю. Я не работал, не приносил в дом ни кваттрино13, весь из себя пижон и фанфарон с платком на шее и трубкой. И вот он входил и говорил: «Чем же сегодня занимался наш лоботряс?». Это его «лоботряс» ужасно бесило мою мать.
Тем не менее, у меня был один из лучших аттестатов Флоренции. Банк Тоскана прислал мне письмо, от которого родители чуть не рухнули в обморок. Представь