Фолько: Дед с автоматом?!
Тициано: Не совсем, но что-то в этом роде. Я помню, как однажды к нам пришел какой-то незнакомец и сказал: «Пора размуровывать», что означало: пора вынимать на свет божий где-то спрятанное, замурованное оружие и начинать революцию. Не знаю, кем был этот незнакомец, но с тех самых пор мое сердце навсегда осталось с этими людьми. Вот такие были времена и идеи. Хотелось бы, чтобы ты понимал это. Со временем, в некоторой степени благодаря антикапиталистическим высказываниям моего отца, которые я слышал с детства, я начал понимать, что модель западного общества, в котором я жил и которое мне в чем-то нравилось, не могла быть единственно возможной моделью для всего человечества. Капитализм, демократия, либеральное общество – пример для подражания для всех и вся? Но ведь это было бы безумством! Слова «глобализация» тогда не существовало – это ведь новейшее понятие, которое возникло за последние несколько лет, – но процесс этой самой глобализации был уже запущен.
Я хочу, чтобы ты понял вот что: в моем поколении даже тот, кто не был марксистом-ленинистом – так как я, например, хотя я и зачитывался Марксом, как Виктором Гюго, – был, тем не менее, под влиянием этих идей и этого видения мира. И это видение мира влияло на все общество в целом. Основная идея была следующая: после войны Европа была в полной разрухе, послевоенные годы стали катастрофой для всех, нищета, города в развалинах (даже во Флоренции мосты были разрушены). Было необходимо восстановить мир, основать институты, которые бы стояли на страже общеевропейской гармонии, чтобы войны больше не повторилось – все это позже и произошло. Конечно, сами идеи были важны, но кроме идеи была еще материя – неслучайно говорилось об историческом материализме. И эта материя, именно потому, что она была таковой, существовала по естественным для нее химическим, физическим, а также историческим законам. Считалось, что, как и в случае органической материи, которую меняет химическая реакция, менять можно было и «социальную материю».
Далее, согласно этой идее, материей материи был человек, а материя материи материй – это общество. То есть считалось, что можно изменить общество. В умах, по крайней мере, моего поколения было только это и ничто другое. Я вот вспоминаю студентов моего университета: кто-то учил право, кто-то политологию, медицину или экономику – и все с одной идеей: внести свой вклад в развитие общества. Мы учились с осознанием, скажем так, нашей миссии – воздействовать на наше общество, которое было больным, разрушенным и, помимо прочего, несправедливым, для того чтобы поменять его. Кто-то хотел стать адвокатом, чтобы помогать бедным, кто-то политиком или дипломатом. Никто не учился на финансового консультанта, как это делают сейчас молодые люди. Тогда никто и не знал, что такие профессии существуют. И это был не альтруизм, по крайней мере, мы не воспринимали это таким образом. Это была наша задача. Мы считали