От обиталища Марка и до самого упора, тянулась вереница чугунных решёток и почивален, там притаился зверь, кровожадный и жестокий. Одни промышлял грабежами, другие шли по стопам убийц и душегов, немногие грабили суда и по итогу выбрали жизнь отважного флибустьера. Но все они без исключения, бросали на Артура косые взгляды и недоумевали, чем же этаким немыслимым отличился на воле, раз его упекли за решётку. Кто–то зазывал его к себе, кто–то кидал ему в спину оскорбления, однако Артур оглох на ругательства и пропускал скверные выкрики мимо ушей.
Злостные крики и гнусные оскорбление вскоре остались позади, нынче же стоял в шаге от самой удалённой чугунной решётки, где сутки напролёт прозябал любитель детишек, паршивый пёс Динго. Он, рыжий подонок, тихо расположился на краю измятой постели и вожделенно поглядывал на очередного гостя. Рыжие волосы, торчали в разнобой, ото лба и до подбородка, тянулся лилового цвета шрам, глубокий и кривой, страшный изъян служил извечным напоминанием о маленьком мальчике Энди. Петушиная заря, непроходимые дебри елового леса, маленький мальчик Энди мчится по окрестным чащобам и крохотной рукою пробивает себе путь на свободу. На опушке леса он в схватке сходиться со зверем и разбитой бутылкой рассекает большому дяде лицо, в наказание за шалость Динго убивает малыша.
–Динго, к стене.– приказал надзиратель.
–Слушаюсь.– Динго покорно отступил к стене и всеми фибрами своей паршивой душонки предвкушал скорую трапезу.
За спиной участились возгласы недоумения, узники трубили в один голос о зверствах, произволе и ненависти. Возмущениям не было предела, они думали и гадали, кого рожна новоприбывшего ребёнка запирают в одну клетку с диким животным, когда всем поголовно известно, что он из себя представляет.
–Тише… Тише… А ну все заткнулись!– крик тотчас утешал возгласы недоумения и надрывный гул в одночасье стих.
Лишь дедок, почтенных лет продолжил гневиться на волчьи законы и гнушаться на подлых истязателей. Ни заключённые, ни надзиратели, ума не приложили, чем на воле промышлял бородатый узник, порой ходят слухи, что в далёком прошлом он, бороздил просторы семи океанов, грабил королевские суда и прославился отважным флибустьером. Он был одним из немногих, кто пребывал на нарах со дня основания темницы и имел говорящее прозвище: «Живоглот».
–Дерьмоеды, да как Вам в голову пришло упрятать ребёнка в одну клетку с животным.– возмущался «Живоглот».
–Ты кого дерьмоедом назвал!?– гневился надзиратель, он отворил решётку и вступил в неравный бой со стариком. Старик, кожа да кости, бился из последних сил, однако потерпел крушение в нечестной схватке. От невыносимой боли, дед выбежал из камеры и там его приняли с распростёртыми руками, двое на одного. После воспитательной беседы Живоглота повели в госпиталь.
Надзиратель отворил замки, двери, очевидно,