Справа от Артура во весь рост вытянулся дед, седые волос застили ослиные уши, лицо съедено морщинами, а в носу от частых вздохов трепыхались снежные волосинки. Дед либо кашлял, либо спал, лишь изредка переворачивался на бок и давал всем знать, что он ещё не помер. Но если посудить, то ужасный кашель, сотрясавший землю и слизистая мокрота на одеяле, давала всем понять, что со дня на день, можно будет освободить койку. Впрочем, больные, прекрасно знали, что здесь никто надолго не задерживается, а из госпиталя есть лишь два пути и оба ведут в подземелье.
Артур понемногу вспоминал события прошёдшей ночи. Сперва ему в память врезался кучер, подлый убитый выстрелом в спину, злобный надзиратель Даргус, что дубинкой разбил ему бровь, а следом… тоскливая пустота. Точно из книги выдернули сцену развязки, потому он пребывает в относительном неведении. И лёгкая боль, вкупе со слабостью продолжали досаждать Артура.
В остальном его, словно бы поработило тупое безразличие, холодок в душе сопутствовал ему во всех началах, ни горя по семье, ни боязни сгнить в темнице. Он попросту лежал на боку и наблюдал, как напротив его койки, с перевязанной головой, бубнил под нос больной, вроде бы он звал Глинду, или Линду?
В состоянии полной отрешённости, он пробыл без малого час, пока в госпиталь не заползла доктор. Свободного кроя рубаха плотно огибала широкие плечи, а полы длинного платья усердно подметали комнатную пыль. Домовая мышь, покинула родную норку, лихо юркнула под платьем и живо посеменила к выходу. С головы до пят, серая одёжка, недостаточно чёрная для траура, но в самый раз для тех, кто имеет расхождения относительно своего будущего.
Доктор была жирной лишь в ногах, тело же оказалось на диву полноватым, не больше того. Но ноги… Ляхи находились до того толстыми, что тёрлись друг о друга, и ей приходилось в двух местах подкладки, лишь бы кожа не стиралась до крови.
Доктор ползла по госпиталю, чуть тише черепахи, но значительно быстрее улитки. Попутно она осматривала больных. Вот доктор подошла к безногому узнику, и ощупала его единственную ногу. Следом она подступила к вечно стонущему больному, осмотрела его пытливым взором, безнадёжно покачала головой и прикрепила к большому пальцу чёрный ярлычок. Доктор прошлась вдоль коек, осмотрела некоторых заключённых и вскоре стояла напротив Артура.
Испытующим взглядом она ощупала Артура с ног до головы, глазела на него проницательно, словно бы знала все недуги и изъяны, словно помнила все болезни, какими Артур успел переболеть на своём веку. Доктор склонилась над телом, она придвинулись к ногам, и повесила на большой палец ярлычок, но белый. Ни сказав, ни слова, она расправила плечи, выпячила пышную грудь зашагала по госпиталю. Вскоре она настигла тупик, развернулась