Теперь он делал настойку совсем редко из покупных ягод. Зимой из замороженных и сушёных, летом и осенью из свежих.
Открыл шкаф, в самом низу кучи хлама, ненужная посуда, несколько пар отцовских, а значит огромных, тяжёлых сапог, в которых он ездил на рыбалку. Никогда мой взгляд не привлекали эти вещи, а теперь вдруг засмотрелся. Из хлама выглядывал угол шахматной доски с несколькими оставшимися внутри фигурами, которую подарила бабушка на моё шестнадцатилетие. Бабушка бывала в Индии, и шахматы привезла оттуда, они были вырезаны из слоновой кости, стоили бешеных денег! Настоящие шахматы! Думаю, мне стоило более трепетно относиться к подаренным вещам… В какой-то книге читал, что вещи обладают памятью и когда люди умирают… через много лет после их смерти только какие-нибудь связанные с ними мелочи, случайно попавшиеся нам на глаза, способны воссоздать мгновение из жизни умершего, яркое, со всеми подробностями. Я вспомнил бабушку, глядя на шахматную доску. Лицо в деталях не увидел, отчётливо вспомнил глаза, у мамы такие же. Помню, как она вручала мне доску, запакованную в красную обёрточную бумагу, перевязанную пурпурной лентой. Лицо её светилось, – она всегда радовалась, когда дарила подарки. Воспоминания начали разматываться, как ретроспективная плёнка. Ясно увидел момент, когда провожали бабушку в Индию, а затем предшествующий ему, в котором она сказала нам, что выиграла путёвку в Бомбей на кинофестиваль. Она очень любила Болливуд.
Мы не были с ней так близки, но в груди у меня покалывало.
Поймал себя на том, что страстно хочу поковыряться в этом шкафу, заглянуть во все коробочки, распаковать запакованные, заглянуть во все туго-претуго завязанные пакеты и сумки, – разворошить память.
Бабушки уже давно нет и когда-нибудь не станет и родителей, и понадобятся ли мне их вещи, чтобы помнить? Как быстро сотрутся их лица? Как часто мне понадобиться брать в руки их личные вещи или альбом с фотографиями, чтобы освежать память?
Чудовищное чувство! Страшное.
Я ведь говорил, что осень навеевает хандру и дурные мысли. Ужасное время года!
– Сколько здесь хлама! – заметил я, доставая полупустую бутыль.
Мама махнула рукой.
– Не как не могу заставить твоего отца выбросить половину, – сказа она с упрёком. – Удочки, сети, рюкзаки, – он на рыбалке-то не был уже лет шесть.
– Лежат и пусть лежат, – спокойно сказал отец. – Они что кому-то мешают?
– Я бабушку вспомнил.
Мама отвернулась от плиты и посмотрела в никуда.
Я молчал.
Отец рисовал что-то на столе указательным пальцем.
– Есть-то будем, – спросил он через минуту.
Мама