на свершения всякого характера. Двадцатый век ассоциируется у большинства моих сверстников с четырьмя датами. Первая мировая война, революция семнадцатого года, Вторая мировая война, перестройка. О первом пункте в основном никто и ничего толком не может сказать. О революции с уверенностью заявляют следующее: Ленин на паровозе, причем говорят об этом с такой уверенной физиономией, что лично у меня возникает комичная иллюстрация. Ленин верхом на этом самом паровозе, будто бы какой-нибудь латиноамериканец на мустанге, прорывается сквозь толщу белогвардейцев, неся в себе самым мистическим образом бородатого Энгельса и шевелюристого Маркса. Этакий непрошеный мессия для ошалелого от крестьянских тяжб народа. В прозе у Кунина встречается героиня матери Иисуса, сопровождающая первый поезд, пущенный из Петербурга в Царское село. Вот с таким же апломбом рассуждают мои сверстники. Революция, революция… Еще вспомнят о расстреле царской семьи. Одни уверенно говорят, что их расстреляли в Москве, иные говорят про «Питер». Все чаще я начинаю сопереживать собственному поколению, ибо всеобщая бездарность является логичным и ожидаемым следствием тотальной безграмотности, необразованности и, простите, тупости. Про Вторую мировую войну также знает не весть сколько. Блокада Ленинграда, Курская, Сталинградская битва. И на том довольно. Перестройка… Танки, Белый дом. Хрущева путают с Брежневым. Ну, брови, пьянство, обрюзгшая рожа. К чему же я начал? В начале века молодёжь желала походить на Маяковского и Есенина. Затем было не до примеров, ибо под пулями и трупами оттачивались личности сугубо самобытные. Затем наступило мирное время, прошла волна голода и пугающего напряжения от возможности повторной войны. Появился Бродский, Мандельштам, Довлатов и прочие. Теперь желали вкусить их. Перестройка, двухтысячные… Пелевин, Лимонов… Уже чувствовалось, что юношеское внимание рассеивается. Молодые уже не приходили в восторг от работы явно умственного характера, размышляющего, устанавливающего какие-либо новые форматы. Началась телевизионная эра. МТВ… Клипы, одежда, дома западных богачей, подиумы. Сколько об этом уже говорили. Настали двадцатые. Мои. Но и не мои. Это время стало для меня нежеланным. Будто бы меня насилу усыновили, а приемные родители оказались отпетыми суками, недоразвитыми и порочными до изнеможения, до равнодушия ко всему, что не отупляет. Государство мое оказалось невнятным и неожиданно пугливым. И в испуге этом, как чертов слон в посудной лавке, сносило все подряд: образование, искусство, экономику. И вот оно, распутье. Во все времена существовал некий модерн, подразумевающий под собой инакомыслие, свободолюбие, интеллектуальную жажду. Нынче такого нет. Какие-то музыканты, чьи текста приводят меня в бешенство, несколько актеришек, парочка душных поэтов. Куда-то растворилась интеллигенция. Не уж то вся успела уехать? Нынче мне не хочется походить ни на кого. Изредка попадаются юные души, наполненные осмысленным желанием развивать страну и развиваться самим. Странно то, что при
