Тевас улыбнулся ей и сказал:
– Ты благословляешь нас, жена?
Тишина была ему ответом. Тогда Тевас оглянулся на гостей, и спросил:
– Она сказала «да», все слышали?
Гул одобрения поднялся среди приглашенных, кто-то выкрикивал истерично, что иначе и не могло быть, кто-то объяснял – подробно, занудно, с экскурсами в историю – что женится отцу на дочери – это самый лучший, самый выгодный брак. Ланс оглянулся затравленно, и, словно в ответ на его несогласие, хор Гостий запел с вершины:
– Слава тебе, бог Гименей, ты, что обручаешь невесту с женихом…
– Ты не можешь жениться на ней! – крикнул отцу Ланс.
– Почему же нет? – с удивленными интонациями Крейга, переспросил Тевас, – Не за тебя же ей выходить! Покажи свои синяки, Летти!
Она оттянула рукава, обнажила руки – они были сплошь покрыты черными синяками, так, что и просвета не оставалось.
– Все равно ты не можешь жениться на ней, потому что она твоя…
– Ты принес нам свадебный подарок? – вдруг перебила его Летти, и голос у нее был доверчивый, радостный, как у ребенка.
Ланс замешкался, ему вдруг стало очень стыдно, что он забыл о подарке, нельзя приходить на свадьбу нежеланным, незваным, с пустыми руками. Он похлопал себя по карманам, но там было пусто, и он не знал, куда деваться от неловкости.
Летти словно все поняла и сказала нежно:
– Это ничего, что ты забыл. Мы все равно тебе рады.
Отец вдруг достал из кармана золотой пояс, опоясался им поверх фрака, и требовательно спросил у Летти:
– Я красив?
– Ты – самый красивый мужчина на свете, – с придыханием сказала Летти. Она казалась по-настоящему влюбленной, счастливой, словно говорила отцу: возлюбленный мой! Было пусто мое сердце, но я принесу тебе любовь и верность, были пусты мои руки, но я принесу тебе ягод в ладонях, было пусто мое чрево, но я принесу тебе младенца в подоле.
Ланс закашлялся.
Летти подошла к нему, улыбаясь зовуще и нежно, встала между ним и отцом. Постояла, лукаво глядя на него, и вдруг оттянула вниз золотой корсет, обнажая высокую, девичью, белую грудь. Он вдруг четко понял, что она девственна, что ни один мужчина не касался еще ее груди, и ему страстно захотелось быть первым, опередив отца.
Летти улыбалась ему, словно приглашая потрогать, гости смотрели приветливо, и с анфилады, где стоял хор Гостий, доносились подбадривающие возгласы, больше похожие на шипение.
– Давай, не бойся…
– Она ведь этого сама хочет, неважно, что она говорит…
– Ведь она хочет, ей понравится, если ты не спросишь разрешения… Она любит