– Я дам тебе обещание твоему правому глазу, если твой левый глаз тоже мне кое-что пообещает.
Она кивнула.
– Сначала ты. – Она широко открыла глаза и приблизила правый глаз к моему лицу. – Обещай.
Я чуть приподнялся, и глядя в глубину ее чистого как гладь озера зрачка, произнес;
– Я обещаю найти своего отца и узнать о себе правду.
Она закрыла глаза.
– Мой глаз это запомнил. – сказала она.
– Теперь ты.
– Что я должна сказать?
Я посмотрел на небо и немного пораздумав произнес;
– Обещай мне, что ты всегда будешь видеть правду и красоту. Обещай, что никогда не будешь думать о том, что ты монстр или дьявол. Чтобы не случилось, ты не будешь прятать свои глаза и волосы. Ты просто останешься особенной. Ты обещаешь?
Она довольно кивнула, и сказала, что для нее это сделать проще простого. Потом она собрала свои разбросанные учебники в портфель, отодрала засохшую корку крови с лица, помахала мне рукой, и навсегда ушла из моей жизни. На следующий день я узнал, что малютка заболела и ее увезли в столицу. Потом от соседей я узнал, что она там умерла. Вот так на короткое мгновение мою жизнь посетил ангел с разноцветными глазами, дав мне лишь на секунду почувствовать себя нормальным ребенком, другом, человеком, которому сказали, что любят. Я больше ее не видел, и теперь не увижу никогда. Порой рождаются на свет необычные дети, которые призваны быть чьим-то ангелом. Пусть она жила не долго на этом свете, но была счастлива и довольна всем что у нее есть. И хотя ее гнали, как и меня, она не считала себя изгоем, она считала себя особенной.
Глядя на эти оладьи под блестящими медовыми струйками, мне вспомнилась эта малютка с именем на букву «Э». Я называл ее в мыслях Элия. Мне казалось, что ее именно так и зовут. Вспомнилось именно сейчас как Элия поделилась со мной обедом. Я тогда был так голоден, что готов был съесть даже поджаренную саранчу. Прошло много лет, и забыл что такое голод. Я готов был выбросить это скромное угощенье, только потому что не хотелось иметь ничего общего с кем бы то ни было. Но воспоминания вернули меня в те дни, когда во мне не было никакой гордости, и я готов был доедать объедки своих двоюродных сестер, выслушивая их насмешки. Я положил тарелку на стол, взял одну из оладушек, и целиком отправил его в рот. Пальцы измазались в меде, на щеках проступили горькие слезы, а во рту было тепло, и сладко.
Барбара
– Хани, зачем ты это сделала?! – орала я как ужаленная.
– А что такого? Мы всегда делились с соседями чем-то вкусным. Мама так делала. – невинно мигали ее черные как угольки глаза.
– Ты не в России! Тут так не принято! – метала я.
– Ну тебе что, жалко несколько оладьей для своего же коллеги? Не будь такой скрягой.
– Дело не в этом! Вот дерьмо!
Схватив пальто я начала быстро обуваться.
– Барбара, я сделаю новые оладьи, такие же как ты любишь! Прости! – умоляюще вскричала Хани, взяв меня за руку.
– Хани,