Идем по аллее парка с Пыжиком и его болонкой. Как зовут болонку, не запомнил. А Пыжиком его мысленно прозвал еще зимой, когда он хвастался во дворе новой пыжиковой шапкой. Чара, всегда чутко улавливающая симпатии и антипатии хозяина, эту пару не любит. Что выражается в дистанции – бежит далеко впереди и не оглядывается. Поравнялись с рабочими-озеленителями. Сажают молодые клены. Пыжик подходит к одному из них: «Ну-ка, Будулай, дай-ка лопату». Это у него манера такая – обращаться к незнакомым работягам как ни попадя. Нашего дворника Рахима может назвать Абдулой, Чингисханом или, вдруг, Максимкой, но никогда – Рахимом. Парень в оранжевой куртке протягивает ему лопату. «Прямее! – прикрикнул Пыжик на другого, что держит ствол дерева, – Прямее, говорю!» Кинул земли на четверть лопаты и отдал инструмент обратно. Победно посмотрел на меня: «Вот так-то. Сына сделал, дом построил, а теперь и дерево посадил. И не обязательно самому упираться». И заколыхался округлым пузцом. «Надеюсь, – сказал я, – хотя бы с сыном по-другому было». С тех пор, завидев нас, сворачивает в сторону. Что нас с Чарой совсем не огорчает.
В Кусковском парке мы с Чарой увидели настоящего волка. Его держали в какой-то сложной упряжи два мужика. Третий управлял светом. Четвертый держал сбоку щит. Пятый вертелся с фотоаппаратом. Фотосессия серого на фоне старинной усадьбы. Пошли дальше, а мне вспомнилось… «Сиди!» – сказал дядька. А как тут сидеть, когда к тебе в лодку запрыгивает волк. Мы возвращались с рыбалки. В эти дни, когда река разлилась по всей округе, рыбачить было, честно говоря, глупо. Пустыми плыли. На клочке невесть чего, то ли плывуна, то ли затопленной коряги переминался с лапы на лапу волк. Крупный, матерый. У нас дома, во дворе, был охотничий пес Урман, так он и до холки зверюге не достал бы. Похоже, у зверя что-то было с лапой. Он держал ее на весу. Да и выглядел истощавшим и ослабленным. Волк не искал спасения у человека. Он понимал, человек ему – враг. Потому, лишь глянув на нас моментом, отвернулся. Мимо ли проплывут, саданут ли огнем – их дело. Дядя, старый охотник, человек немногословный, всегда принимавший решения сам, подгреб к зверюге и тот несколько неловко, но сразу прыгнул в лодку. Сколько он простоял на трех лапах в окружении воды, неизвестно. Но, судя по тому, как его колотило – долго простоял. Дядька сидел на корме, тихо поджимая «Вихрь». Я же умостился на носу, закрывшись телогрейкой. Волчара сначала топтался туда-сюда, потом присел на дно. Сказать, что он расслабился, да ни Боже мой. Его широкая, лобастая морда ни разу не опустилась