Наконец, это действо закончилось. Потный помощник машиниста спустился из кабины паровоза на перрон, тяжело дыша и утирая обильный пот. Было видно, что он едва переводит дух после тяжелой работы. Помощник поднял большой чайник, жадно попил из него воду и, наклонившись, вылил немного ее себе на шею и голову.
Отец объяснил, что чистка топки – это трудная работа и особенно в жару. Да я и сам это видел. Тогда в душе я был уверен, что буду летчиком и такой штуки, как чистка топки, на самолетах не будет встречаться.
Как я был наивен! Потому, что летчиком я по разным причинам не стал, а вот чистить топку в жару мне пришлось и не раз. И почти всегда я вспоминал свои детские впечатления от этой поездки.
Мне в то первое путешествие многое казалось необычным. Прогуливаясь на остановках вдоль поезда, я заметил, что его вагоны чем-то отличаются друг от друга. Еще сильнее отличались их пассажиры.
Так, в некоторых блестящих краской вагонах ехали довольно толстые люди с красными лицами, которые на остановках выходили на перрон в нижнем белье! Я очень удивился этому.
Отец объяснил, что это пассажиры мягких вагонов и надето на них не нижнее белье, а пижамы. В них, конечно, ехать можно, но выходить в пижамах на улицу, не следует.
Из объяснений я понял, что вагоны делились на мягкие, жесткие, или плацкартные, и общие. Мы ехали в плацкартном вагоне, название которого не сразу и выговоришь, тем более, не сразу поймешь.
То, что у нас жесткий вагон, это можно легко понять – полки в нем были деревянными, плоскими и, действительно, жесткими. Держались верхние полки особыми упорами и железными тягами с петлями на концах. На всех неровностях пути и на поворотах эти железяки нещадно гремели.
В жестких и общих вагонах тогда не водилось чая, привычного теперь, хотя это кажется невероятным. Зато на каждой большой станции имелась избушка или домик, на котором была крупная надпись «Кипяток». Туда на остановках стремился народ, чтобы утолить жажду, да и просто потом перекусить в вагоне, запивая чаем, – невозможно же есть всухомятку свои дорожные припасы.
Кстати, в те годы ходила байка про иностранца, который удивлялся тому, что в СССР все станции называются одинаково – «Кипьяток».
Следы войны
Мы ехали все медленней и медленней, особенно после Тихвина. Там железная дорога проходила через бывшую линию фронта. За окном вагона развертывались картины последствий войны.
Меня было невозможно оторвать от окна. Надо отметить, что в старых вагонах окна очень удобны для этого занятия. Оконная рама у них опускалась так, что из окна при желании можно даже вылезть. Поэтому я иногда высовывался из окна почти по пояс.
Все время я торчал у окна,