Общественного транспорта, к сожалению, было мало. Те два – три маршрута автобусов, что изредка курсировали по городу, ходили крайне нерегулярно, а протиснуться в них было довольно затруднительно. Поэтому почти все пробирались по городу пешком.
Чтобы перевезти какой-либо груз использовали санки. Было две «модификации» этого транспорта – салазки и «чуньки». Салазки – это детские саночки, «грузоподъёмность» их невелика – самое большее один школьник. Но можно на них перевезти полмешка картошки, корзину белья для полоскания или бидон керосина.
Более грузоподъемными были «чуньки», они представляли собой самодельную уменьшенную модель дровней – саней для конской упряжки. На них уже можно перевезти мешок картошки, а взрослому человеку съехать с горы, не разломав санки на рытвинах.
В нашем домашнем хозяйстве имелись салазки, которые мы использовали, что называется, «и в хвост и в гриву». Отец укрепил их и поставил на дюралевые полозья. Поэтому эти «модернизированные» салазки стали очень легко скользить по снегу и льду.
Мы их на них возили разную поклажу, а я катался с горок. На этих салазках в раннем детстве часто возили и меня, эти поездки чаще приходились на темные вечера. Понятно, что родители днем работали. А зимой уже после пяти вечера становится темно.
Темнота запомнилась еще и тем, что в войну в городе было введено затемнение, и уличные фонари не горели. Хотя мы шли в темноте, но она ведь никогда не бывает полной. Луна и звезды все-таки давали какой-то свет. Конечно, была видна дорога и люди, идущие рядом или навстречу. Из-за светомаскировки в окнах домов темнота казалась гуще, а дома выглядели нежилыми.
Изредка попадались машины, они, конечно, тоже замаскированы – на фарах имелись козырьки, направляющие свет только вперед и вниз. Бывали еще военные машины, у которых на фарах имелась прорезь, поэтому свет от них был еще слабее.
Если машина нас догоняла, то мы сходили с дороги при ее приближении. Но перед этим какое-то время шли в свете фар этой машины. Я удивлялся тому, как свет машины странно освещал валенки впереди идущего отца. При каждом подъеме ног свет фар отражался от заснеженных подошв, а на снегу возникали довольно яркие вспышки света и что еще было замечательным – это вкусный скрип снега. Я глаз не отрывал от этого светопреставления и с завистью прислушивался к скрипу снега.
Когда я сходил с санок, то, к своему огорчению, замечал, что и света от моих валенок не исходило, и они совершенно не скрипели на снегу. Как мечтал я о том, когда у меня под валенками станет скрипеть снег!
Ждал, ждал и не дождался. Сначала исчезла темнота, и не стало вспышек света пол ногами. Потом стал жить в тех местах, где в валенках не ходят, а все больше в ботинках. Затем и другие причины