Однако Метода обнаружения кладов в размышлениях Сергея Владимировича Гольдин так и не усмотрел.
Глава 3. Соснин
Прошёл месяц после экспедиции в Акулово, а Новиков ни разу даже не обмолвился о предстоящих вылазках. На все «когда» отвечал с ухмылкой:
– Я работаю над этим.
Он запирался в своём кабинете и «работал» – шелестел бумагами. Пару раз они с Мишей гуляли в Измайловском парке. Беседовали о Методе, вреде курения и даже о политике. Оказалось, что Сергей Владимирович «из простых Новиковых, с ударением на первом слоге», и сторонник «традиционно-аристократической формы правления».
Зачёты в университете Гольдин сдал, к экзаменам кое-как готовился. Узнав, что Миша устроился секретарём к старому профессору-археологу («разбирать архив»), отец больше не справлялся о причинах охлаждения к учёбе.
Миша бывал в Измайлово каждый день. Он бегал по магазинам, варил гречку и мыл посуду, а большую часть времени читал «про клады и около». В середине мая Сергей Владимирович капитулировал перед Соней: теперь она появлялась даже раньше Гольдина и стряпала в кухне. Иногда Сергей Владимирович о чём-то беседовал с ней в своём кабинете. Едва ли о Методе.
Гольдина такая жизнь устраивала. Хотя статус его был неясен и даже сомнителен – то ли ученик, то ли приживальщик, – а будущее не просматривалось вовсе. Некоторая определённость могла возникнуть в отношениях с Соней, но и здесь, на фоне общей расслабленности, Миша не торопил события.
Первого июня во время позднего завтрака Сергей Владимирович как бы невзначай сообщил, что, по имеющейся у него информации, в Звенигороде обрящился клад. Миша спросил, говорит ли он это просто так, или надо готовиться к «прямым действиям». Старик развёл руками:
– Раз обрящился, будем поднимать.
Смешное словечко «обрящился» он выцепил из обнаруженной в книжных завалах пьесы-шутки М. Андреева «Кладоискатели». Антикварная, 1888 года издания, брошюрка очень развеселила Сергея Владимировича. Он клялся, что никогда прежде не читал её, и с чувством продекламировал Гольдину самый сочный фрагмент:
«Ветляев: Не обрящил ли ты, Кондратьич, какой-нибудь кладишко? Ведь ты – большой ходок по этой части: все говорят, что ты кажинную ночь роешься в курганах».
«Пантелеев: Про какой клад говоришь? Я в жизнь свою не нашёл медной полушки».
Но инженеру Задунаеву Пантелеев открылся:
«Лихое очень дело, барин: у меня, в пустом дому, обрящился клад… Не даёт мне покоя ни днём, ни ночью, так и мерещится как злой дух…»
Клада,