В свою очередь Гамлет в беседе с Озриком, когда тот, передав ему просьбу короля участвовать на пари в поединке с Лаэртом и соблюдая придворный этикет, произносит: поручаю себя в своей преданности вашему высочеству, небрежно бросает: честь имею, честь имею… Норматив из времён рыцарства здесь, безусловно, распластан, истёрт и присыпан трухой. Принц измывается над ним с вызовом и с уверенностью: осуждение за это ему нипочём хоть от кого.
Нынешние любители покозырять официальным, то есть фальшивым патриотизмом нет-нет да позволяют себе в виде приправы к этой рисовке самостоятельно возвышать в себе достоинства, не имеющие с прежними понятиями ничего общего. Употребление ими фразы «честь имею» в той тональности, которая, если говорить о России, считалась крайне затхлой уже даже в новое время, до событий октября 1917 года, непременно должна бы вызывать у них жгучий стыд, если бы они только знали меру своему невежеству и спеси.
Что же до использования традиции в иных местах и странах, то реанимировать данный предмет давно считается там делом пустым и безнадёжным.
* * *
В самый раз остановиться теперь для выяснения значимости феномена чести в трагедии Шекспира, так сказать, в целом.
Неужто в самом деле важно иметь его в виду при исследовании и истолковании текста произведения и в частности при исследовании и истолковании образа Гамлета?
Ведь в этом случае не обойтись без ворошения и перетряхивания не только всей хорошо утрамбованной специалистами глыбы академического шекспироведения, но и больше – литературоведения. А то ещё и такой необъятной части нашего познания, как история. Может, поступить проще, наоборот, – оставить всё как есть?
Так ли уж необходимо поддаваться воздействию отсылок автора к предмету чести, совершённых им, что называется, походя?
Ведь что мы имеем на самом деле?
Хотя в тексте «Гамлета» их и много, но верно ли, что в построении и развитии сценического действия им предписана важная, существенная роль? Не обычный ли это словесный сор? По какой-то странной внутренней мотивации даже опытный сочинитель не отказывается от их употребления для лучшей увязки других слов; а уж о сочинителе начинающем, неискушённом, который подобным средством как спасительным щитом прикрывает свою малоопытность и притом знает, что это ему вполне извинительно, и говорить нечего.
* * *
Даже при всех таких сомнениях и оговорках естественное право, о каком бы его типе ни заходила речь, как неотъемлемая сфера общественного духа и общественного бытия, всё-таки не может быть оставлено в стороне от художественного творчества, как, впрочем, и – от официальной юриспруденции.
Почему, находясь