Я ждал, глядя, как он, сминая, прячет бутерброд в карман. И наконец, восстановив дыхание, толстяк проговорил:
– Волею судеб… оказался я свидетелем… разговора вашего… с дамой в закусочной. Хотел предостеречь да… чуть было не потерял из вида, думал уж, не догоню… Я за соседним столиком в кафе сидел. Все слышал. Гляжу: ой-ей-ей, впутался воробушек в крону московского дерева, в самую гущу, так сказать, – в силок столицы угодил, а тот прочней любых сетей держит – ни прыг, ни скок, ни взлететь, ни упасть.
Он врал: я бы заметил его тучную фигуру в кафетерии, но нет, его там не было, я мог поклясться.
Толстяк склонился доверительно, беря меня за локоть:
– Очень неосторожно было с вашей стороны… вступать в переговоры с этой… фам то ли бель, то ли фаталь. Теперь придется исполнять, что оговорено. А то… не приведи Бог, глазом не успеете моргнуть и – поминай, как звали.
– Не беспокойтесь, я не кровью расписался.
– Так вы, молодой человек, и не с дьяволом сговаривались. Но, я скажу вам – та еще особа. Такая и утонет ежели – против течения ищи. – Понизил голос: – Пойдемте в переход на радиальную, потише будет, да-с, а то народишко шумит, как воробьи на дождь.
«Еще и словоерсы, – с отвращением подумал я. – Зачем так быстро отдышался, лучше бы молчал и дальше…» Мне, впрочем, так и так идти было на радиальную, с ним или без него.
Скатились еще глубже вниз на эскалаторе, держась поодаль от фарватера бурливых пассажиропотоков, пошли впродоль чешуйчатой стены. Толстяк оглядывался поминутно и не выпускал моего локтя.
– Кого только не встретишь здесь, на Плешке, – говорил, – какие типажи, какие персонажи! Ассортимент пошире, чем в Канатчиковой даче у Прокофьева. Чудаками мир украшен, а уж Москва – подавно. Всех психопатов и эксцентриков устанешь гнать за сотый километр. Не только нечистот полно – и нечисти. Да-с, нечисть – все, что не живет человеком, что живет без души и без плоти, но с людской личиной.
Вспыхнула на мгновение краснознаменная мозаика и тут же канула за спинами. А спутник, оказавшись утомительнейшим типом из числа тех, у кого все реплики, даже и те, что шепотом, венчаны восклицательным знаком, подошел наконец к делу:
– Даму, с которой вы в кафе келейничали, я отлично знаю. Этакая ленинградская дама полусвета… – Он спохватился и поправился: – Нет, я совсем не в смысле общепринятом, а только – не поймешь: с того ли света, с этого ли… Та еще чертовка, помяните мое слово. Шутит с приезжими, а там, глядишь – все обезьянники