Трнавац выбрал королевскую «Москву» не только оттого, что мотовством хотел унять мандраж, волнения смирить транжирством, но и затем, чтобы приблизить русскую столицу – хоть бы иллюзорно. Однако ни уют «Москвы», ни роскошь не развеяли его тревог. Желал уснуть, но лишь ворочался, как буревая туча над Москвой. Лежал и видел необъятную заснеженную землю вместо белых простыней… Промаявшись пару часов, оделся и пошел пройтись.
Стояла ранняя весна – пора сербского белого ветра, когда воздух над Дунаем, напоенный талым снегом, пахнет ледоходом и шугой. Голые липы штриховали небо, как рыбачьи сети, вытравленные из воды пустыми. Ветер с Савы налетал размашистый, того и гляди, даст пощечину. Трнавац, ежась, поднял воротник пальто. Но вместе с тем шагать ему было отрадно. Покуда шел, казалось, притупились страхи, сгинула тревога, и настроение у серба поднялось, словно и самолет его поднялся в воздух, встал на крыло до Москвы. Небойша даже взялся напевать под нос пришедшие на память строчки: «Я – Черный Георгий. Я – царского рода, я встал за свободу родного народа, я насмерть стою здесь – ни меньше, ни больше, оскалясь глазницами башни Небойши…» Слова лились свободно, с удалью, Трнавац уже затянул было второй куплет, как вдруг заметил, что поет на русском, чему порядком удивился. Прежде он полагал, что за год ничего не выучил в России, кроме пары непристойностей. Но братски језик, видно, исподволь проник в него.
Трнавац шел опять вокруг Калемегдана и видел, как над парковыми кронами светлели укрепления Белградской крепости.
Предвосхищенная в период неолита кельтами, заложенная римлянами, отошедшая к византийцам, разрушенная гуннами, заселенная сербами под болгарским правлением и вновь попавшая под власть Византии, Белградская крепость строилась на протяжении почти пятнадцати веков многими противоборствующими народами поочередно, а, в конечном счете – сообща. На месте римских фортификаций росла византийская кладка, поверх нее – турецкие оборонительные сооружения, над ними – австрийские бастионы. Не единожды разрушалась эта крепость крестоносцами, чтоб после обрастать новыми стенами и башнями и окружаться рвами. Однажды завоеванная венграми, перешла было к сербскому королю Стефану Лазоревичу, но после его смерти на два века оказалась под османским гнетом, а после – в подчинении у Австрии, чтобы за тем еще не раз переходить из рук австрийцев к туркам и обратно. Так продолжалось добрые сто лет, пока в 1807 крепость