«И возраст знает, черт…» Или же угадала – пальцем в небо? На глазок? А глаз недобрый, это уж как пить дать. Ведьма, ведьма, к гадалке не ходи.
Воззрилась на меня зелеными глазами, и в левом я увидел над зрачком темное пятнышко – как спутник над бессолнечной планетой. Все закружилось, я и сам вертелся по ее орбите, не вырваться, и вправду – «веревками грязных дорог» окрутила, опьянила омутом, охомутала, без удил за собой потянула. И я лишь отстраненно понимал происходящее, как спящий слышит явь во сне, а двинуться не в состоянии. Все звуки в зале раздавались, как сквозь вату: глухо цокали чайные ложечки о блюдца, позывные автоинформатора стали неслышны, уши заложило, как бывает перед обмороком, кровь отхлынула от головы, и чернотою стало скрадываться поле зрения, сужаясь от периферии к центру, как если б выгорали одна за другом в потолке ртутные лампы. А ведьма зашептала – уже по-иному, горячо, запальчиво:
– Останься, выброси билет! Я дам тебе взамен бумаги лучше.
Я понял: что-то было в чае. Мне подмешали что-то… Отравили? Стало страшно. Метнулась мысль о скорой. Хотел сбежать, но двинуться не мог. Чем дольше так сидел, пронизанный то ли молящим ее взглядом, то ли губящим, тем явственнее понимал: с места не сдвинуться и не уйти – сама столица пригвоздила меня к стулу остриями всех семи своих высоток.
– Что?.. – деревянно выговорил я.
– Пари. Хочешь пари? На что угодно спорю: не сумеешь… ну, к примеру, не сумеешь посетить все станции московского метро. Не сможешь, сколько ни старайся, вот те крест! – Уж было подняла щепоть ко лбу для крестного знамения, да передумала – вновь запустила руку в волосы, и листья дрогнули.
Я рассмеялся не своим лицом. Но обморочный кокон стал спадать, тьма схлынула, кровь снова потекла по венам, и я вздохнул свободнее, а показалось, что глотнул эфира – такая беспричинная и пьяная нашла веселость: жив! Жив и могу владеть собой!
Ведьма молчала, выжидающе смотрела на меня.
– А что, если смогу? – с мальчишеской бравадой бросил я.
– Как знать, глядишь, и чудо будет.
Еще сказала бы: «Позолоти, касатик, ручку, будет тебе счастье». Цыганский гипноз? Но нет, не шуршали под столом цветные юбки, не звенели монисты на шее.
Визави нахмурилась:
– Или ты хочешь выиграть денег? Это пошло.
– Нет, – отмахнулся я. – Согласен спорить на щелбан. Пари… Ну, что ж, отлично. Отец мой тоже – тот еще игрок. Давеча господин сей даже на меня поставил, как на лошадь – сброшусь с обрыва или нет. Как знать, может, мне следует продолжить его дело – кровь от крови, как-никак.
– Да неужели? – Изогнула бровь, но в голосе не слышно было интереса. – Родной отец?
– Биологический.