На базе официально провозглашён сухой закон. Да кто же будет соблюдать эти формальности, когда фестиваль-то неформальный. Однако существует огромное «но»: на базе нет вообще никакой торговли, даже хлебушком не затаришься. Особо тяжко страдают курящие, поскольку сигареты, как и выпивка, закончились в первый день. Закономерность любой тусовки: выпивка и сигареты заканчиваются как-то сразу и очень быстро, в каком бы количестве они не присутствовали.
Впрочем, денег тоже почти ни у кого нет. После лихого горбачёвского отбора денежной массы у населения под видом замены купюр и после взвинчивания цен чуть ли не в тридцать раз все мы как-то уравнялись в своей нищете. На нашем фоне «новые русские» блистают особо заметно. Но по фестивалям они не шастают.
– С добрым утром! Как спалось? – к нам подходит девица не особо красивой внешности, но шмотки на ней суперские. Это зря я так про «новых русских». Видимо, некоторые от скуки и сюда затесались.
– Кому утро доброе, а кому и не очень, – ворчит Макс.
– Это Лера, – шепчет мне Инга. – Пока ты где-то пьянствовала на стороне, она нашего Мустанга вовсю кадрила.
Девица берёт Игоря под руку:
– Куда путь держите с утра пораньше?
– За винищем, – хмуро басит Мустанг.
– Скорее уж за самогоном, – поправляет Макс. – Какое тут в деревне винище? Самопала бы где достать. Да и жрачкой затариться.
– А я знаю, где можно спиртным разжиться, – загадочно вещает Лера.
И тут я в ужасе вижу вчерашний глюк и бессознательно прячусь за спину Инги. Вроде ж я не пила с утра. Прямо на нас из кущерей надвигается громадное существо с надписью «Поэт» на лбу. На груди висит табличка: «Налейте бедному поэту Христа ради» и в руках гранёный стакан. Существо голосит:
– Не пожар, а пожарище
Разожгла дева-гёрла.
Мы сгорели с товарищем,
Она ж, сволочь, упёрла.
– Блин, ну на любом фестивале свой Гаврила. Достал ты уже, Бурозавр, – чертыхается Макс. Уфф, не я одна вижу сей глюк, это радует.
– Подайте Христа ради на опохмел, о, мои соаполлонные братья и сестры!
– Аполлон подаст, – ехидничает Макс.
– Не будьте скупосердыми! – канючит Бурозавр.
– Да отвали, самим бы кто подал, – закипает Мустанг. – Кружевная шляпа какая-то!
– Злые вы, – бурчит горе-поэт и уходит.
– Так, мальчики, за мной! – бодро командует хмурым парням Лера, и они послушно и с надеждой топают за ней.
Потихоньку начинает стягиваться народ из близлежащих палаток. У кого-то всё же находится заначка в виде бутылки водки. Целый клад! Я пока молчу про свое крымское вино, берегу как неприкосновенный запас.
Сооружаем закуску из вчерашних остатков еды, садимся завтракать. Тут возвращается троица: Макс, Мустанг и Лера, с двумя бутылями водки, несколькими пачками сигарет и продуктами. Понятно, добрый папаня подкинул. Народ опять веселеет, оживляется, приобретает человеческий облик и осмысленный взгляд. Люди вспоминают,