– Но согласись – это единое целое обладает мощнейшим энергетическим и в то же время магическим зарядом.
– Ну, тут трудно поспорить, – кивает в знак согласия девушка. – А вот в современной музыке противоположная задача: музыку из массово-безликой превратить в индивидуально-пронзительную, но тоже с мощным энергетическим запалом. Что мы и наблюдаем в лучших образцах рок-музыки конца тысячелетия. Раньше установка – не выбиваться из единого хора, а теперь наоборот – выбиться, самоутвердиться.
– А вот у нас в Свердловске, то бишь Екатеринбурге, Боря Рыжий – вот это поэт так поэт, – задушевно уверяет меня некто над левым ухом, – предлагаю выпить за него.
– Не знаю такого, – пытаюсь я отделаться от стакана, назойливо впихиваемого в мою ладонь.
– Не повод, – не соглашается собеседник. – Сейчас познакомлю с творчеством.
Я было хотела ретироваться, но стихотворение про тело, висящее «словно плащ на гвозде», цепляет.
– Пожалуй, за это можно и выпить, – решаю я.
Вдруг с ужасом вижу перед собой в освещении пламени костра огромное лохматое расхристанное существо, на лбу надпись: «Поэт». На груди порвана майка, и через всю грудь красной краской начертано: «Бурозавр». Существо внезапно во всю глотку начинает вопеть, протягивая ко мне руки-грабли:
– И попадя в геену-Огнище,
Я буду дико восклицать:
Я – крылотан, а ты – порочище,
Ты – любомерзостная…
От страха бегу куда-то со всех ног, натыкаясь на людей и кусты, меня больно хлещут ветки деревьев…
Осознаю себя у какого-то костра. На меня из темноты наплывает лицо незнакомого парня. Мой голос возмущается:
– Как можно не знать эстетики экзистенциализма! Предтеча – Кьеркегор с его философией отчаяния, последователь – Хайдеггер с теорией ужаса. Ясперс, Сартр… В противовес Гегелю с его идеями Абсолютного Духа…
Понятно. Последняя стадия подпития. Если я ещё выпью – вообще отключусь. В предпоследней стадии я с упованием вещаю о серебряном веке. В последней – горжусь тем, что без запинки могу произнести слово «экзистенциализм». Значит, уже дошла до ручки. Но почему я не у своего костра? И как перескочила стадию серебряного века? Теряюсь в темноте сознания.
Сознание включается. Я опять у какого-то костра. Все хором поют песню, подыгрывая гитаристам кто на чём – кто на скрипке, кто на ложках, а кто-то просто в такт стучит ладонями по пню.
Некто над ухом противно орёт знакомым голосом про то, как «цвели в трамваях контролёры» и как трамвай угнали в Гонолулу.
Прислушиваюсь. Ничего себе! Это ж я сама вместе с другими ору и стучу в такт ладошками по перевёрнутой железной миске. Вообще впервые эту стёбную песню слышу.
– Чья песня? – шёпотом интересуюсь у соседа.
– Так это ж «Трамвай» Вени Дркина!
Какой талантливый этот Веня! И как вокруг весело и мило! Хочется всех обнять и плакать.
– Вера, вот