Садово-Спасская, 16. Повесть из памяти с Интернетом. Галина Яцковская

на наш этаж, было хорошо тем, что именно под ним наметался зимой высоченный мягкий сугроб, в который мы из окна и сигали, когда взрослых не было поблизости. Вы скажете, подумаешь, всего второй этаж, но на самом деле это было очень высоко и страшно, и пока кто-то прыгал, остальные напряженно веселились и надеялись, что до них очередь каким-нибудь чудом не дойдет. Но очередь доходила и, не чувствуя себя от страха, мы забирались на подоконник, сползали на карниз и с воплем ужаса отталкивались от окна, летели зажмурившись, простившись со всем и навсегда, а потом выбарахтывались из колючего жесткого снега, который уже был везде, под сбившейся шубой, в валенках, в варежках и за шиворотом, откуда противной водой стекал по спине. И дышали уже легко, и были свободны от страха.

      Окна полуподвала были особенные, с призмами. Я обыскала интернет, но не нашла таких окон, а первый хозяин дома думал о том, чтобы прислуге, черным людям внизу, не было темно. Он заказал специальные окна со встроенными призмами, которые ловили свет с улицы и бросали его в комнаты, да так много, что света хватало вполне.

      Полы были дубового паркета, и паркет этот был предметом неустанной заботы жильцов. Его надо было натирать мастикой, потом растирать особой щеткой, которая надевалась на ногу, и человек-полотер выбрасывал ногу со щеткой то вперед, то назад, а на другой слегка подпрыгивал и ритмично махал руками для равновесия. Это был танец, и наши родители были в нем умелы и красивы. После растирания мастики щеткой пол надо было еще отполировать. Для этого к ноге привязывалась старая фетровая шляпа и танец повторялся со шляпой на ноге, в более мягких и плавных движениях. Все жильцы делали это в своих комнатах, а коридор натирали по очереди, и когда это священнодействие с рыжей щеткой и шляпой, заляпанной краской, происходило, бегать по коридору нам запрещалось. Окончательный блеск наводился уже руками, большим лоскутом бархата, темно-красного и нездешне красивого. Когда-то этот нежный бархат знал лучшие времена, он несомненно принадлежал богатому платью с пышными рукавами и шнуровкой на корсаже, он соседствовал с брюссельскими кружевами и касался избалованной кожи графини, хозяйки дома. Уходя из дома навсегда, она бросила платье в доме. Зачем оно на дорогах гражданской войны? Чудесный наряд обнаружили пришлые новые люди и, подумав, разодрали его на хорошие тряпки, потому что рабочим и служащим женщинам с Садово-Спасской 16 невозможно было в нем нигде показаться. Теперь бархат был нищим и жил только тем, что придавал особое сияние дубовому паркету. Я помню, как мама говорила папе: «Вася, надо натереть пол,» таким же голосом, каким она говорила: «Вася, надо купить дрова», и это был голос заботы о самых важных в жизни вещах. Таким голосом Господь-создатель мог говорить ангелам на вечерней планерке: «Товарищи ангелы, надо создать сушу.» И выставлялся на пол здоровенный белый эмалированный таз для разведения мастики, и доставалась