Какая-то женщина в черном протянула юноше Библию.
– Подарок в честь праздника, – добродушно улыбнулась, поправила красный платок. Сказала, что внутри книги – комментарии их христианской организации и контактные данные (на всякий случай). А потом спросила:
– В Бога-то хоть верите?
У нее были выдающиеся глаза: какие-то огромные, страшно зеленые, безо всяких других примесей. Светлые пряди выглядывали из-под платка, рухнув на безбровый лоб. Пальцы – чудесные, очень худенькие и длинные с аккуратно остриженными ногтями. И Библия – черная, в толстой обложке, Новый Завет в новом издании. Растерявшись, Паша взял книгу и ничего не ответил; бурно обсуждавшая что-то компания подростков чуть не сбила его с ног, и он вынужден был пойти в обход по пустующему и потому чудесному двору. Книгу положил в рюкзак, руки – в карманы, задумался: «Уж не богоотступник ли я?» – сказав это слово даже про себя, почувствовал, как обдало жаром. Не то, что бы он был религиозным: просто предпочитал не думать обо всем этом – и так, заглушая мысли о Главном, влачил свое существование. Называл себя скульптором, творцом, и никогда не задумывался, что это значит на самом деле. Уж не значит ли это, что он был безбожником? Павел повел плечами, глубже забился кулаками в карманы, вспомнил эту странную внимательную улыбку и какой-то легковесный, застывший в воздухе вопрос:
«В Бога-то хоть верите?» Остался риторическим; интересно, что бы она сказала, ответь он отрицательно? Потребовала бы книгу обратно? Наказала бы обязательно ее прочитать?
А если бы положительно? Бросила бы: «молодец, так держать?» Павел вздохнул, взялся руками за лямки рюкзака и принялся рассматривать серые камни на большой дороге. Он еще ничего толком не понимал и не мог объяснить, только смутно сознавал, что в нем ведется какая-то странная борьба… между чем и чем? Он не знал, но два противоположных начала встретились на поле брани, собираясь драться не на жизнь, а на смерть. И пока битва не началась, он не избавится от своей безрассудной апатии, так и будет лежать на воображаемой дороге и царапать спину острыми камнями. И не подавить ему этой нарастающей тревожности, добирающейся по коленкам до груди.
Нет смысла что-либо делать.
Надо ждать.
А кто определит исход?
В какой мере он должен участвовать в этой схватке? И пустят ли его?
Из записей П. Волкова
Когда при мне произносили